Возвращаясь из университета после занятий, я чувствовал себя донельзя утомленным. Но чувство усталости и слабости мигом исчезли, когда дома я увидел отца с доброй улыбкой, какую я знал только у него одного. После приветствий и взаимных расспросов я спросил жену, накормлен ли гость с дороги.
– О чем речь, да, конечно, дорогой, – ответила она, в чем, впрочем, я нисколько не сомневался, ведь у нас никого нет дороже отца.
– Ты не беспокойся, сынок, – сказал он, – я и поел, и попил. Вместе с твоим старшеньким, Германом.
Мы удобно расположились на диване перед включенным телевизором. Передавали последние новости. Герман некстати нажал на кнопку пульта: на другом канале появились картины, заставляющие сердце содрогнуться: нетрезвая женщина с опухшим лицом, с окровавленным тесаком в руке стояла у изголовья убитого ею мужа…
– Переключи, сынок, – попросил отец, – ребенку не стоит на это смотреть.
И как по просьбе в этот момент отключилось электричество, экран погас.
– Нет на свете страшнее греха, чем убийство человека, – сказал отец. – На это способен только тот, кто лишился рассудка, потерял в себе всё человеческое.
– В голове не укладывается, – недоумевая, высказалась Айиша, – как у этой женщины поднялась рука на своего мужа… Дочь ослицы, неужели не подумала о последствиях, о том, что такое не скроешь, рано или поздно тайное станет явным, и ее накажут по всей строгости закона?
– На свете ничего нельзя скрыть так, чтобы с него со временем не сошел бы покров тайного, – выразил свою мысль отец, отвечая на ее вопрос. – Кто и где бы ни совершил злое дело и как бы ни попытался сокрыть его, лес да деревья, листья скажут; твари бессловесные заговорят, сообщат о том…
– Лес да деревья, и листья, и твари бессловесные… Как они могут сказать, сообщить людям? – спросил любознательный Герман.
– Они, милый внук, – повернулся дедушка Меджид к Герману, – не могут, конечно, говорить, подобно людям, но бывает, что помогают выявлять людские тайные злодеяния. Расскажу тебе одну быль, и ты в этом убедишься.
***
… В высокогорном селе двое парней, Магомед и Агакерим, выросшие сиротами, полюбили девушку Тавус, такую же сироту, как они сами. Каждый из них старался завладеть сердцем Тавус. И она задумывалась над тем, с кем же ей лучше соединить свою судьбу? В конце концов она остановила свой выбор на Магомеде и вышла за него замуж.
Тавус с Магомедом любили друг друга, как Лейли и Меджнун из предания. Соседи и знакомые дивились их счастливой жизни. Но эта жизнь продлилась недолго. Неведомо почему Всевышний забрал счастье у Тавус с Магомедом. И сделал это Агакерим, возненавидевший Магомеда как кровного врага за то, что Тавус отдала ему предпочтение. Ничем не выдавая себя, но с сердцем, переполненным злобой, Агакерим думал о том, как ему отомстить Магомеду и завладеть Тавус. С целью исполнения своего черного умысла он поехал в город, где раздобыл пистолет кустарного производства. Свое приобретение он хранил в большой тайне, выжидая удобного случая…
Стоял конец октября. Магомед, взяв топор и веревку, отправился в лес за дровами. Агакерим того и дожидался; скрываясь, подобно лисе, по оврагам и лощинам, он последовал за ним. Магомед рубил дрова, когда Агакерим вышел к нему и недрогнувшей рукой направил на него свой пистолет.
– Друг, что это значит? – у Магомеда сошла краска с лица.
– Разве тебе не ясно, что это значит? Ты умрешь, а Тавус станет моей женой.
– Скажи, что ты шутишь! Брат мой, ты же мусульманин!
– Безмозглый, ты отнял у меня Тавус! – злобно выкрикнул Агакерим. – Твое место вон там, внизу, в ущелье! Больше мне не о чем с тобой говорить.
– Друг мой, Агакерим, – взмолился Магомед, – разве моя вина в том, что Тавус выбрала меня? Побойся Аллаха, отступись от задуманного. Узнают люди – и несдобровать тебе.
– В лесу только мы вдвоем, никто увидит, не узнает о твоей смерти!
– Агакерим, видят лес да деревья, и эти опавшие листья, они донесут до людей. Отрекись от злого умысла.
– Лес да деревья видят, листья донесут!.. Ты понимаешь, о чем говоришь? Ты спятил! Пусть не лес да деревья, и не листья, а это ущелье донесет о том, кто тебя убил.
– Брат, побойся Аллаха, пожалей меня, – моля о пощаде, Магомед поднял правую руку и шагнул вперед, и в это мгновение грянул выстрел. Магомед как подкошенный упал ничком на землю. Агакерим пришел в замешательство от собственного поступка, но быстро опомнился, оглянулся вокруг и подошел к убитому. За ноги оттащив труп к обрыву, Агакерим сбросил его вниз в ущелье. Вернувшись на место убийства, подобрал гильзу от патрона и сунул в карман. Потом он так же, как и пришел, укрываясь от случайных глаз, поспешил в сторону села. Пистолет вместе с оставшимися патронами схоронил в попавшейся по пути расщелине, забросав сверху землей и камнями.
***
День клонился к вечеру, а Магомед, ушедший в лес за дровами, не возвращался. Тавус встревожилась. Не находя себе места, вышла на улицу. Прождав еще, она сообщила соседям о том, что муж не вернулся из леса. Ночь наступила холодная, с густым туманом. Тавус, предчувствуя беду, плакала, соседки успокаивали ее как могли.
Село, поднятое на ноги, искало Магомеда. Ночью пошел большой снег. С утра возобновили поиски, но ничего не добились. Магомед так и пропал, не оставив после себя ни следа. По этому поводу много было разговоров, но со временем они приутихли. Только Тавус продолжала оплакивать пропавшего мужа, она была безутешна в своем горе. Но ведь не зря говорят, что время лечит. Дни проходили за днями, потом потянулись месяцы. Тавус кое-как начала оправляться от своего горя, забывать о нем в повседневных заботах продолжающейся жизни.
Как-то Тавус, вышедшая к канаве, собираясь полить огород, встретила Агакерима.
– Тавус, до каких пор ты будешь ходить в черном одеянии? – с лисьими ужимками подступил к ней Агакерим. – Больше года прошло, как ты носишь траур по мужу. Теперь довольно, ты молодая женщина, тебе надо подумать о своем завтрашнем дне.
– О чем ты говоришь, куда ведешь разговор? – ответила ему Тавус. – Разве понять тебе то, что творится в сердце моем?!
– Я понимаю тебя, но и сама подумай: покойного Магомеда не оживишь, что случилось, того не поправишь.
– Если ты уважаешь меня, не терзай моего сердца, оставь меня в покое.
Однако не то было в планах Агакерима, он не оставлял своими преследованиями Тавус. Видя это, она не выдержала и рассказала об этом своей тете Маги.
– Агакерим не отстает, и он очень добр ко мне. Я не знаю, как быть, что делать?
– Хвала тебе, дочка, – обрадовалась тетя. – Надо подумать о своей жизни, возродить дом. Надо оставить позади все печали и заново начать счастливую жизнь. С верой в Аллаха все пойдет хорошо.
Через месяц сыграли свадьбу, и Тавус стала женой Агакерима.
Добившись своего, он возвысился в собственных глазах. Прошло несколько месяцев, и в характере Агакерима появились черты, о которых Тавус и не догадывалась. Только теперь она увидела, как не похож Агакерим на Магомеда, от которого за год совместной жизни, как говорят в народе, не слышала ни слова тяжелее цветка. Магомед был человеком добрым и сдержанным, чутким и обходительным, Агакерим же – самолюбивым и высокомерным, он становился груб, капризен из-за каждой мелочи. Тавус с горечью вспоминала, как он своей лисьей повадкой обманул ее, вошел в доверие и убедил выйти за него замуж.
Как говорится, на пять шагов впереди брата шла Селми, сестра мужа, вдова, растерявшая честь и совесть. Через день навещая брата, она, подобно цепной собаке, накидывалась на Тавус, осыпая ее бранью и проклятиями: «Да рухнет дом, откуда ты вышла! Чтоб вывелась твоя порода! Да разве моему брату выйдет жена из женщины, увидевшей лицо другого мужчины!»
Вот так текла теперь жизнь Тавус, без радости, с болью от незаживающей раны в сердце.
Как-то она опять встретилась с тетей Маги и открылась ей в своих печалях:
– Милая тетя, – расплакалась она, – с кем соединила меня судьба! А ведь я послушалась твоего совета. Знала бы ты, кем он оказался на самом деле. Этот волк в овечьей шкуре обманул нас обеих.
Тетя Маги была наслышана о выходках брата и сестры, обо всем том, что они себе позволяли.
– Ты права, дочка, я ошиблась, это порождение ишака, а не мужчина, – сказала она, но ничем не могла помочь племяннице.
Как-то в конце осени Агакерим пришел со свадьбы пьяным и лег на топчан на веранде, обращенной к саду. Дул сильный ветер, забрасывая на веранду влажные опавшие листья, которые падали и на лицо Агакерима, не давая ему покоя.
– Тавус, где ты пропадаешь? Слепая клуша, иди-ка сюда! – крикнул он.
Тавус вышла на веранду.
– Ты что, ослепла? Разве не видишь, что у меня под головой нет подушки?
Тавус вынесла из комнаты подушку и подложила под голову мужу. Он рванув ее за руку, усадил рядом с собой:
– Послушай, что я тебе скажу…Не жена из тебя вышла, камень холодный! Твои мысли остались с Магомедом, ты и во сне с ним говоришь.
– Его не надо трогать, – сказала Тавус, – оставь в покое его дух. Что ты от него хочешь? Аллах тебя накажет, если ты будешь плохо говорить об умершем человеке.
– Да, он умер, сгинул, а я – твой муж! И как ты меня уважаешь? Только и слышишь от тебя: Магомед был хорошим человеком! А если по правде, человеком он был никчемным…
При этих словах порыв ветра занес на веранду целую охапку листьев, влажных и холодных, и, словно в наказание, осыпал ими его лицо. Агакериму вспомнились слова, сказанные Магомедом перед гибелью.
– Он, безмозглый, говорил то, чего сам не понимал, – злобно пробормотал он. – Вел речи сумасшедшего.
– Какую же сумасшедшую речь ты от него услышал? – спросила Тавус.
– Он говорил, что, мол, листья, – срывая их с лица, сказал Агакерим, – донесут до людей о том, как я убил его. Как будто листьям дано говорить…
Тавус обомлела, услышав откровение мужа, потом упала в обморок. Агакерим, не обращая на нее никакого внимания, спотыкаясь и падая, ушел в комнату и лег там на кровать.
Тавус же, очнувшись, побежала к тете Маги и сказала ей о том, что сорвалось с языка пьяного Агакерима. Не медля, они обе пошли в сельсовет и сообщили о случившемся. На следующий день за Агакеримом пришли милиционеры…
– Вот так, внук, – закончил свой рассказ отец Меджид. – А ты считаешь, что листьям не дано говорить! В этом случае благодаря листьям было раскрыто жестокое злодеяние.
Герману пришлось согласиться с выводом дедушки.
Омар Гусейнов,
профессор ДГУ
