Когда хорошо знаешь человека, кажется, что он давно открыт и прочитан. Он знакомо двигается, знакомо смеется, даже машину заводит какими-то узнаваемыми движениями. Признаться, много лет назад меня поразило именно умение Патимат водить машину: женщина, справляющаяся с механической коробкой передач, – это так неожиданно! Как тайна, в самом хорошем смысле.
У нас в гостях арт-директор Этноцентра Патимат Гусейнова.
– Начнём с банального вопроса. Как ты начинала писать вообще? Ты же не знала сразу, в каком жанре будешь работать?
– Использовать краски, кисти, холсты вовсе не означает быть художником. Всегда хотелось научиться хорошо рисовать. Приходилось много работать– в училище, в университете. И все время учиться чему-то. Поначалу увлеклась росписью на текстиле, расписывала одежду, и это было востребовано, кстати, неплохо зарабатывала. Было много клиентов, заказывали реплики на брендовые вещи, всё время что-то придумывала новое. Однажды расстроенная женщина принесла мне дорогую джинсовую юбку восстановить на ней поврежденный фрагмент росписи. Я узнала свою роспись, которую сделала не так давно. Женщина сетовала, что купила юбку очень дорого в бутике, но посадила пятно, и ей посоветовали обратиться ко мне. Вот так работа вернулась ко мне на реставрацию. Более десяти лет я декорировала одежду, пока однажды не поняла, что отсутствие творческой составляющей лишает удовольствия от работы, и деньги не всегда стимулируют.
Даже самые оригинальные композиции на текстиле – это всего лишь куртка или юбка, и век их недолог. Желание выразить себя в чем-то другом, более соответствующем моему восприятию жизни, совпало с предложением работы в отделе филиала Академии наук и участием в археологической экспедиции. Мне всегда нравилась история – как этапы развития человеческого общества, взгляд через призму психологии, культуры, археологии и этнографии. История как хроника войн, раздел территорий и политические амбиции вызывает у меня внутреннее отторжение. Предложение работать в ДНЦ РАН было очень кстати, и я согласилась. И начались будни – полевые работы в археологических экспедициях.
– Это правда? Ты была в экспедиции?
– Абсолютная правда! Я была участницей нескольких археологических экспедиций. Помимо участия в самих раскопках, нужно было зарисовывать все извлечённые артефакты. Это очень ответственная работа, ведь каждый штрих, каждая ресничка – это буква, которая расшифровывает язык чертежа (с их помощью изображают сам скол и направление удара), и рисунок должен был идеально соответствовать сколу на чопере (оказывается, так называются каменные скребки древних людей). Правильное изображение фрагмента древнего керамического сосуда, даже крохотной выемки на кости из захоронений, имеет огромное значение и может иметь решающее значение для определения результатов экспедиции. Иногда ошибка, попросту говоря, может свести на нет труд целого коллектива.
Несколько лет подряд провела в этих экспедициях; счастливые годы, насыщенные открытиями, нужной и интересной работой в окружении замечательных, увлеченных людей. Вот представь, держишь на ладони крохотные косточки, будто держишь судьбу древней девочки и понимаешь: тысячи лет назад она бегала к морю, улыбалась солнцу и носила на запястье чудесный цельный литой стеклянный браслет. Кстати, именно по этому браслету наши историки определили, что девочка была из состоятельной семьи: не каждый мог себе позволить купить такой браслет. Тщательность, с которой будут зарисованы черепки и кости, должна способствовать воссозданию целостной картины исторической реальности.
Поражало и восхищало не столько мастерство древних людей, сколько их умение использовать любые знания об окружающем мире с пользой для себя и без вреда для природы. В любом орнаменте на кувшинах и камнях можно увидеть стилизованные изображения растений, зверей, птиц, земли и моря – того, что и сейчас вокруг нас. Они ничего не изменяли и ничего не придумывали: пропуская через себя и переводя на декоративный язык, они переносили в глину, в дерево, в камень то, что видели вокруг. Это самая настоящая абстракция! Наверно, тогда поняла, как мне это близко. Важно не просто изобразить камень – в нем должны жить слои пыли сотен тысяч лет, не просто запечатлеть кувшин с ручками-ушками и горлышком-пятачком, а показать, что древний мастер изображает вот так зайца и кабана, которых притащил с охоты. То есть это был первый шаг к абстракции, и я его сделала.
– Два года раскопок! Что было дальше?
–Дальше я пошла дальше (смеется!), в музей – реставрировать живопись в ДМИИ им. П.Гамзатовой, и это тоже стало очень важным этапом в плане познания мира и себя в нём – реставрация и восстановление произведений искусства. Вообще, по прошествии времени, часто думаю: меня по этому пути вел кто-то оттуда, сверху... было ощущение направленности событий и обстоятельств, которые исключали случайность.
Работа с произведениями искусства в музее ещё раз подтвердила: самыми простыми линиями и формами можно сказать больше, чем реальным изображением. Абстракция содержит в себе атмосферу, запах, плотность, настроение, чувства, полотно может замереть и вспыхнуть заново, может смеяться и грустить, а может закрыться в бутон и не раскрываться....
– Как ты всё это находишь? Ты видишь то же, что и мы, но у тебя из этого рождается искусство! То яблоки на угле, то традиционные орнаменты на бетонном массиве Чиркейской ГЭС, то «камни-ножницы-бумага»... Как это работает?
– Да я и сама бы хотела знать! Но это идёт изнутри, что-то важное и большое зреет в глубине, изматывает, лишает сна и покоя. Я чувствую себя беременной, прислушиваюсь к сердцебиению, к толчкам изнутри (смеется). Потом происходит какой-то щелчок, замыкание, вспышка и – вот оно! Понимаешь, когда ты вынашиваешь в себе новую жизнь, все вокруг тебе помогает и участвует – вся вселенная. И эта же вселенная посылает подсказки – остается их поймать. А рожденный образ – это продолжение меня; и в каждом штрихе, в каждом оттенке, в каждой линии мои глаза, мои руки, моя кровь. Это уже часть меня и моей жизни, я должна идти с этим дальше.
– Этноцентр, где ты сегодня арт-директор, – это твоя вершина или часть пути?
– Когда делаешь что-то с удовольствием, когда каждая клетка наполнена идеями и образами, можно сказать – это моё! Кураторство арт-проектов захватывает меня полностью. Однако это не вершина, я двигаюсь вперед.
– Допустим, художник выставляется у вас, ты – куратор. Где ты ищешь идеи для оформления выставки?
– В основном картины, представленные в экспозиции, – они содержат в себе замысел, а потом подсказки приходят сами; надо лишь их принять. Ключевой посыл для поиска – творчество самого художника. Например, идея оформления выставки «Одна, любимая» пришла совершенно неожиданно, буквально за один вечер: прошлись по Родопскому бульвару, а там огромные красные листья кленов рассыпаны по дорожкам! Осталось только воплотить идею в форму.
– Вот ты современная женщина, у тебя дети, семья, дом, заботы. Как и когда ты все успеваешь?
– Это нелегко и непросто. Я очень много времени проводила с отцом и братьями, поэтому не привыкла к патоке и соплям, не умею жаловаться и ворчать. Установка у меня такая – если должна все успеть, значит, успею. Иногда устаю быть бравым солдатом, хочется быть такой женщиной-женщиной – разнежиться, полениться, но... Скоро новые экспозиции, новые проекты, и опять все надо успеть. Семья меня старается понять и поддержать, и я очень благодарна им за помощь. Старший сын уже самостоятельный, младший ещё школьник.
– Ты получила президентский грант на проведение международного арт-симпозиума на Сулакском каньоне в Зубутли-Миатли. Давно запланировала это мероприятие?
– Признаться откровенно, недавно. Подобные международные арт-проекты очень полезны для расширения школ живописи: художники обмениваются стилями, техниками, секретами мастерства. Творческие обмены полезны и я тоже могу что-то почерпнуть из них. С группой дагестанских художников была недавно на симпозиуме на Кипре. Это был первый выезд именно с коллегами-соотечественниками. Было приятно поработать в гостях, вдали от родины, и при этом чувствовать себя как дома. Были созданы очень комфортные условия для творчества и жизни. Да и сотрудничество с вновь созданным Кипрским Музеем современного искусства при ближневосточном университете было не лишним.
– А здесь, у нас, тяжело талантливым людям?
– Дело даже не в этом – в любое дело, даже сугубо техническое, нужно вложить много труда и усилий. А в творческий процесс ещё и дух, фантазию. Но молодым талантам очень трудно. И это в республике, которая всему миру известна общепризнанными мастерами живописи, графики, скульптуры. Такого количества уникальных, самобытных и ярких художников на один квадратный километр нет просто нигде, я совершенно в этом убеждена!
– И ты решила им помочь?
– Ну, это слишком громко сказано. По сути, у меня давно возникла такая идея – создание центра современного искусства. Это может быть формат коммуны, артели или какого-то другого сообщества, но это организованное пространство, где художники будут видеть работы друг друга, делиться идеями, стилями, образами, где они будут искать и находить новые формы и создавать новые традиции. Это пока только мечты, но они придают мне сил и вдохновляют. И даже если кто-то опередит меня в этом, я буду рада, потому что давно назрела необходимость в такой площадке в Махачкале.
