Говорят, взаимная любовь делает человека абсолютно счастливым. Но, оказалось, бывают ситуации, когда любишь, любима, но хочется плакать от отчаяния.
Так было и со мной, когда болезненное пристрастие моего любимого к алкоголю убило все наши мечты о счастье, а позже убило и его самого.
…Я была его первой школьной любовью. Тагир старше меня на два года, может, поэтому не было записок и предложений типа «ты мне нравишься» или «давай с тобой дружить». Просто он всегда был рядом. Его родители и моя мама работали вместе и не возражали против нашей дружбы. Мы часами болтали по телефону, по дороге из школы он всегда забирал мой портфель со словами: «Не хочу, чтобы одуванчик надорвался».
Однажды я сказала Тагиру:
– Знаю, почему ты называешь меня одуванчиком: я невзрачная, неприметная. Девчонки в классе говорят, что самая некрасивая...
– Глупая ты! Они просто завидуют, а ты самая красивая девчонка на земле. Я даже дышать на тебя боюсь, поэтому и одуванчиком называю…
Я училась в девятом, когда Тагир поступил в институт. Он по-прежнему почти каждый день заглядывал в школу…
Родители только улыбались: «Что ж, если вы сами не передумаете, поженим вас!»
Зимой, учась уже в выпускном классе, я попала в больницу. Врачи после обследования заподозрили серьезное заболевание крови. Тагир все свое свободное от учебы время проводил у меня в палате. Врачи, которым надоело выставлять его за дверь, смирились и просто выдали ему белый халат.
В больнице я пробыла целых два месяца, и все это время любимый ежедневно по два-три раза приходил ко мне, приносил цветы, рисовал и прикладывал к окошку веселые плакатики, чтобы рассмешить меня, поднять дух. Позже я узнала, что все это время он подрабатывал по ночам грузчиком, чтобы приносить мне фрукты, цветы, подарки…
В день своего шестнадцатилетия я еще находилась в больнице, и как ни просилась домой, хотя бы на один вечер, мне не разрешили.
Рано утром меня разбудил стук в окно. Я открыла глаза и увидела огромного белого медвежонка, который упирался черным носиком в окно палаты. Казалось, медвежонок сам подошел к окну и пристально вглядывается внутрь. А уже через минуту появилось сияющее лицо Тагира…
Я смотрела на него – красивого, высокого – и не понимала: что же нашел он во мне?
– Тагир, а вдруг я так и не поправлюсь? Врачи никаких гарантий не дают, говорят, что я теперь хроник, должна два раза в год в больницу ложиться. Зачем я тебе такая? – спросила я его.
Он ответил очень серьезно:
– Ты мне любая нужна… Даже если ходить не будешь, все равно тебя не оставлю, на руках буду носить, с ложки кормить, лишь бы ты была рядом...
К счастью, врачи ошиблись в прогнозах, и на сей раз их ошибка всех обрадовала. Я поправилась и даже успела вместе с классом сдать выпускные экзамены. Тагир сам занимался со мной, возил меня на консультации, к репетитору. А после занятий таскал меня на прогулки.
– Тагир, может, ты в прошлой жизни был моей мамой? Даже она столько со мной не возится, – шутила я.
В тот год поступать в вуз я не стала – слишком ослабла после продолжительной болезни. Тагир не давал мне скучать: после занятий, особенно во время каникул, все свое свободное время проводил со мной. Я не раз была у них в гостях, его родители относились ко мне очень тепло, да и моя мама, видя, как Тагир заботится обо мне, радовалась. Не нравились наши отношения только моей бабушке.
– Что они себе позволяют? – возмущалась она, ругая маму, – я такого нигде не видела! Слишком много воли ты дала дочери!
– Мама, успокойся. Тагир ведь не парень с улицы, он сын моих хороших друзей. Когда Камилка с ним, она как за каменной стеной, и я за нее абсолютно спокойна, – защищала меня мама.
– Вот пусть и будет за этой каменной стеной, кто же против?! Только на законных основаниях... Пусть его родители придут к нам как люди, засватают девочку, ей, слава богу, уже семнадцать скоро... А год спустя можно и свадьбу сыграть, – стояла на своем бабушка. – Или мало случаев, когда парень поиграет и бросит? Камилка без отца растет, забыла?!
В тот же вечер я попросила Тагира на время, пока у нас гостит бабушка, приходить к нам реже.
– Не обижайся, Тагир, она человек сельский, переживает, что мы не засватаны…
Тагир улыбнулся:
– А давай сделаем так, как бабушка советует!
На обручение собралось много народу. Пришел и мой отец, с которым мама давно уже не жила. Я смотрела на него, преждевременно постаревшего, и думала: почему у моих родителей жизнь не сложилась? Вроде, и любили друг друга, и не было ни разлучницы, ни сварливой свекрови, ни особых материальных проблем. Но отец запил, и мама, несколько лет убившая на борьбу с его пьянством, не выдержала и ушла, взяв с собой только нас с братишкой…
Отец опомнился и вынужденно оставил спиртное только тогда, когда болезнь надолго уложила его на больничную койку. По счастливой для него случайности он женился на медсестре, которая ухаживала за ним в больнице. Эта женщина смогла справиться с его пороком: отец бросил пить и постепенно наладил жизнь со своей второй женой. Все родственники посчитали это ее заслугой, а некоторые даже осудили маму: почему она не смогла сделать то, что удалось другой. Мама тогда лишь устало махнула рукой:
– Не понять им, из ямы можно вытащить только того, кто и сам старается оттуда выбраться…
Я не случайно так подробно остановилась на разводе родителей, не случайно привела здесь слова отчаяния, сказанные когда-то мамой…
Тагир после обручения стал близким и родным не только мне, но и маме. Он незаметно снял с ее плеч все неженские заботы: ремонтировал квартиру, работал на даче. Обожал его и мой младший братишка Арсен. Тагир стал для него непревзойденным авторитетом после того, как решил все его подростковые проблемы. Оказывается, соседские мальчишки устроили Арсику дворовую «дедовщину», вымогали деньги, угрожали. Тагир разобрался с ними, а Арсена заставил подраться с одним из обидчиков. Потом, обрабатывая его ссадины йодом, сказал:
– Видишь, Арсик, от драки не умирают. Это нормально для мужчины – подраться и постоять за себя или за своих близких. Но драться нужно в крайнем случае. Сегодня был именно такой случай, а теперь они к тебе не полезут…
Через несколько дней счастливый Арсен рассказывал нам о том, что Тагир записал его в секцию карате к своему другу тренеру, купил ему кимоно, перчатки, обувь...
– Камилка, а вдруг он тебя бросит, он такой красавчик, – Арсик лукаво улыбнулся, – знаешь, как на него девчонки пялятся.
– Не бросит, не бойся, – сказала я брату и пошутила, – во всяком случае, пока ты карате не освоишь.
… Я никогда не смогла бы предположить, что причина нашего разрыва будет столь банальной и простой, а судьба моей матери, как это часто бывает, повторится в моей.
На четвертом курсе Тагир устроился на работу и перевелся на заочное отделение. Все родные хвалили его, ставили в пример своим сыновьям: парень и работает, и учится.
Но судьбе, видимо, надоело баловать и радовать меня...
Тагир стал все чаще приходить с работы нетрезвым. Вначале я не беспокоились: казалось, нет такого, с чем бы любимый не справится, стоит ему захотеть. Но с каждым днем Тагир все больше втягивался в пучину пьянства. И уже ничего не помогало, даже мои слезы, а ведь еще совсем недавно он был готов на все при виде одной моей слезинки…
Тагир не разлюбил меня, об этом говорили его глаза, но его пристрастие к алкоголю постепенно разрушало все.
Я не раз говорила, что оставлю его, если он не откажется от вредной привычки. Он ругал себя, обещал завязать с пьянством, но не мог – не хватало у него силы воли, характера.
Я не знала, что мне делать, стала нервной, истеричной, плаксивой, подурнела внешне. Как-то поделилась с близкой подругой, но она не поняла.
– Как ты можешь думать о том, чтобы оставить Тагира после всего, что он для тебя сделал за эти годы?! Это же элементарное предательство!
Мать Тагира настаивала на нашей скорейшей свадьбе, надеялась: сын, женившись, избавится от своего порока. Моя же мама, несмотря на то, что относилась к Тагиру как к сыну, уже не видела нас вместе.
– Если он сейчас пьет и остановиться не может, что дальше будет?
Я перепробовала все за два года: забирала его из пьяных компаний и почти на себе тащила домой, караулила вместе с его матерью, умоляла, заклинала. А потом вдруг поняла – все бесполезно...
Мне было только двадцать лет, а казалось, что я прожила долгую и трудную жизнь – так измучены были моя душа и нервы.
– Умоляю, Тагир, сделай что-нибудь, я больше не могу, – однажды попросила я его, – хочешь, поженимся прямо сейчас... Обещай только, что бросишь...
Тагир внимательно посмотрел на меня и вдруг сказал:
– Что я с тобой сделал, бедный мой одуванчик, что я наделал? – Помолчав, он вдруг решительно добавил:
– Я тебе помогу, любимая. Обещаю, помогу...
Через несколько дней Тагир пригласил меня в ресторан. Я смотрела на его посвежевшее трезвое лицо и радовалась: неужели весь ад для нас кончился и все у нас будет как прежде?
Мы сидели в небольшом уютном ресторанчике, где, кроме нас, отдыхала небольшая компания мужчин, и молча наблюдали за окружающими.
Мужчины за соседним столиком пристали к музыканту с каким-то заказом. Музыкант, уставший от пьяных гостей, в который раз пытался объяснить им, что не знает эту песню, не слышал ее никогда.
– Как не знаешь, друг?! – не унимался один из гостей, мужчина лет сорока пяти, и, взяв микрофон, попросил:
– Подыграй, я сам спою…
Мужчина пел с упоением. Я вслушалась в содержание песни, и слова ее заставили меня вздрогнуть: «От тебя я ухожу, потому что пьяница, ничего уж не вернуть – лишь печаль останется...».
Тагир сидел, напряженно вслушиваясь в слова.
– Как будто специально для нас, – горько усмехнулся он.
– Почему про нас? Кто из нас и от кого собирается уходить?
– Наверное, надо уйти мне, если я пьяница, – Тагир как будто не хотел меня понимать.
– Не понимаю, неужели легче уйти, чем бросить пить? – в сердцах бросила я. Тагир некоторое время молчал, а потом тихо сказал:
– Не знаю, но если человек не может с собой справиться, ему лучше уйти, чтобы не страдали любимые...
– Я знаю, что ты справишься, мы справимся вместе, так что это не наша песня, – я была настолько счастлива, что любимый не выпил ни капли, сидит со мной такой красивый и такой родной, что как-то не до конца осознала, как-то поверхностно отнеслась к его словам.
Мы вышли из ресторана, часик погуляли в парке, а потом, проводив меня до подъезда, Тагир засобирался домой.
– Может, поднимешься к нам, Тагир? – мне хотелось, чтобы и мама увидела его.
– Нет, Камилла, в другой раз, сегодня я очень устал, – отказался он и на прощание поцеловал меня. Мне показалось вдруг, что так крепко и одновременно нежно он меня никогда не целовал.
В ту ночь я спала безмятежно и спокойно, как никогда. У меня вновь появилась надежда на счастье с любимым. Я долго не могла уснуть: вспоминала и белого медвежонка за стеклом больничного окна, и цветы, и все его сюрпризы, и ласковые имена, которые он придумывал для меня. Так, в мыслях о любимом, в лучших воспоминаниях и надеждах я и уснула.
Проснулась от голосов за дверью и услышала мамин плач:
– Как Камилле сказать, как? – плакала она навзрыд. – Я не смогу...
... Через полчаса после нашего расставания Тагира сбила машина неотложки, которая на скорости мчалась к больному. Говорят, Тагир шел прямо по проезжей части улицы какой-то странной походкой – не то пьяной, не то счастливой. Но я-то знала, что он был трезв, просто он уходил в никуда, как тот в песне, отчаявшись и понимая, что надо уйти, чтобы не страдали любимые…
Эльмира Ибрагимова
