– Вы же понимаете, Магомед Аббасович, я работаю в театре уже более 25 лет, разве я не заслужила, чтобы мне дали звание «народного»? – вопрошала она, пытаясь выдавить хотя бы слезинку из накрашенных глаз. – Конечно, пока я была женой директора, никто и пикнуть не смел, а теперь…
Маазат пыталась выставить себя жертвой злых и завистливых коллег.
– Что случилось теперь? – устало спросил собеседник, в функции которого входило курирование театральной сферы региона. И сам ответил: – Ничего! С тех пор, как Вы пришли в театр, Вы не сыграли ни одной роли, не то что главной, просто НИ О-Д-НОЙ! – по слогам отчеканил он. – А приходите и требуете награду?!
– Они меня ненавидят! А я – заслуженная артистка республики! Ветеран труда! Вы что, хотите сказать, что я эти награды незаслуженно получила? – закатив глаза, Маазат стала оседать на пол…
– О, Аллах! – испугался чиновник и, выскочив из-за стола, попытался удержать далеко не хрупкую даму… Показалось ли ему, но Маазат, сделав усилие, все же повалилась на пол, потащив довольно-таки упитанного мужчину за собой, и не давала ему встать, издавая при этом громкие стоны…
На шум в кабинет вбежала секретарша и остолбенела! Это её шеф, всегда такой строгий и невозмутимый, такой серьёзный, что она даже робела в его присутствии? Это её начальник, которого подчиненные боялись как огня, и даже не разговаривали по телефону в рабочее время, чтобы не вызвать его неудовольствие? Это он – образцовый семьянин, отец и дедушка большого семейства – барахтался сейчас на полу, пытаясь высвободиться из объятий пожилой женщины?
С трудом поднявшись на ноги, мужчина растерянно смотрел на секретаршу, пытаясь вернуть на место съехавший на бок галстук.
– Выведите её отсюда! – выкрикнул он сдавленным голосом, хватаясь за сердце.
– Вам плохо? – тут же среагировала Маазат, подскочив к нему. И, обернувшись к секретарше, закричала, – ты что, не видишь, человеку плохо стало! Магомед Аббасович, – обратилась она к чиновнику, – так я зайду за решением на следующей неделе… А сейчас пойду, «обрадую» этих завистников известием, что меня представляют к званию народной артистки… Берегите себя!
С этими словами Маазат покинула кабинет.
Едва отдышавшись, Магомед Аббасович вызвал машину и, сказав, что уже не вернется, уехал домой.
– Что случилось? – разволновалась жена, увидев его бледное растерянное лицо.
– Сейчас расскажу, но накапай чего-нибудь от сердца, колет…
– Тебя с работы сняли? – предположила супруга. – Что-то с нашими внуками? Садись на диван. Вот валокордин, выпей и рассказывай, наконец!
– Послушай, Мадина, ты знаешь такую, Маазат Идрисову? – спросил он у жены, которая до последних лет работала литературным сотрудником театра.
– Да, конечно, кто её не знает! – воскликнула жена, уже приготовившись засмеяться, – что, она опять отчебучила?
– Она ко мне приходила…
– Вай, зачем? Что просила? Кем пугала? Или глазки строила? Ну, с тобой это не прокатит, я знаю, – погладила его по плечу Мадина.
– Так она не впервые это проделывает? – изумился Магомед Аббасович и рассказал жене всё с той самой минуты, как Маазат вошла в его кабинет.
– И, представляешь, заявила, что придет за решением на следующей неделе…
– А пусть приходит, – беспечно сказала жена. – Ты-то не знаешь, но в театре говорили, что твой предшественник камеры в кабинете установил из-за нее, так что у начальника охраны должна быть запись ее визита, а ты подготовь заявление в прокуратуру… Пока же я тебе расскажу, что она из себя представляет. Я же почти десять лет рядом с ней работала. Хотя работала – сильно сказано! Она и на работу-то приходила лишь в день зарплаты, а сейчас и вовсе не ходит, если только не требовать очередные блага на халяву.
– Кто же дал ей звания заслуженного артиста, ветерана, грамоты, которые она передо мной вываливала?
– В театр ее привёл муж, которого тогда только назначили директором. Он попросил главного режиссера дать ей какую-нибудь роль для начала. Но она артистка только там, где надо вымогать и шантажировать. Ни одного слова роли до самой премьеры она не выучила – памяти нет совсем! И играла вместо неё актриса второго плана, и справилась прекрасно, да и сам спектакль прошел на ура и по сей день собирает аншлаги. Труппу наградили, и ей дали почетную грамоту и премию. Так же было и со следующей пьесой, она уже сама потребовала роль, угрожая режиссеру, что заставит мужа пригласить другого постановщика! Вновь аншлаг и награды, и пошло-поехало…
Но сама Маазат ни разу не вышла на сцену. То болеет, то в отпуск уезжает, то в декрете – шестерых детей родила! И как многодетная мать потребовала и квартиру, и участок! И ведь ей дали! Она так заморочила голову всему министерству, что они были готовы дать ей все, что ни попросит, лишь бы она оставила их в покое! Вот ты знаешь историю про зубы?
– Какие зубы?
– Красивые. Металлокерамика! Тогда это было дорого. А она ходила по всем инстанциям и говорила, что у актрисы не может быть некрасивых зубов, и добилась-таки, что театр оплатил работу дантиста.
В общем, в театре привыкли, что она есть, но ее как бы и нет. А тут юбилей театра!
– И Маазат?..
– И Маазат потребовала звание «заслуженного»! Грамот полно, благодарностей полно, стажа хватает. Формально имеет право...
Многие молодые талантливые актёры не получили, а ей дали звание. Естественно, в театре начался протест. Стали требовать ее уволить. Маазат заявила, что не получала роли из-за завистников. Дали ей несколько ролей, которые она с треском провалила. Собрали комиссию, но и тут Маазат устроила истерику: – Я не буду играть перед этой комиссией, они мне все завидуют, вызывайте комиссию из Москвы!
В министерстве посчитали, что приглашение столичной комиссии обойдется гораздо дороже, нежели платить ей зарплату. После этого Маазат вконец охамела, заставляла костюмеров и портних шить ей бесплатно платья, парикмахера – делать прически… Та было отказалась и чуть жизнью не поплатилась: нахалка схватила лежавший в чулане топор и начала носиться за бедной Надеждой по всему театру! Еле утихомирили! Хотели пожаловаться в милицию, но Маазат стала давить на мужа: «Увольняй недовольных! Не давай им роли! Не посылай на престижные конкурсы!»
Тут и муж не выдержал, сначала запил, затем уволился. А с бесперспективным пьяницей, как она о нём стала говорить всем, жить она не собиралась. Развелась… Но беспредельничать не перестала… Сумасшедшая!
– Ничего не сумасшедшая! Прохиндейка она! – заключил Магомед Аббасович и пошел писать заявление в прокуратуру!
