В студенческие годы летнюю практику я проходила на хасавюртовском консервном заводе и на выходные частенько ездила с сокурсниками в Грозный – гуляли по набережной Сунжи, ходили в кино, знакомились с грозненцами – все норовили пригласить в гости, и казалось, так будет всегда – открытые, дружелюбные лица, сердечность и безоблачное будущее…. Однако будущее нам подготовило грозные испытания, и мы оказались к ним не готовы. Совершенно не готовы.
Можно говорить о том, что первые тревожные звонки начались ещё в конце 80-х, и это правда. Можно говорить о том, что в Грозном уже не было той дружелюбной атмосферы, и это тоже правда. Можно говорить о том, что многие из нас прекрасно понимали, что армия разваливается, в страну пришли силы, которым нужна война для наживы, и они эту войну затеют непременно. Но никто из нас до конца не осознавал, насколько всё это серьёзно. Это как в театре – если на сцене висит ружье, оно непременно выстрелит. И оно выстрелило….
Я была на последних месяцах беременности, и врач однажды отметила: мои женщины боятся рожать, даже те, которые долго хотели детей, сейчас остерегаются… Сказала, что по её отчётам рождаемость упала почти втрое и продолжает падать, а это очень тревожный знак.
Очень хорошо помню и этот день – 25 декабря 1994 года. Дочке 6 лет, у неё завтра утренник в детском саду, и мне нужно подготовить костюм снежинки. Допоздна разглаживала накрахмаленную пачку и уже за полночь села пришивать блёстки на костюм. Мы тогда жили на 9-м этаже в доме на проспекте Калинина. Окна выходили на северо-запад, и вид из окна был обширный. Ночью вообще звуки хорошо разносятся, а тут было ощущение, что грохочет в соседнем районе… Мы с соседями выскочили на балконы, кто-то сказал, что Грозный бомбят. Гул взрывов был почти осязаемым – он нарастал, обрывался и опять нарастал, и зарево … Жуткое розово-оранжевое зарево далеко за городом, которое мерцало, как северное сияние… Наверно, это могло бы быть красиво, если бы не было так страшно. Хотелось услышать честные новости с телевизионных каналов, но их не было….
И вот о чем думала я, собирая костюм снежинки для дочки на новогодний утренник, вздрагивая при каждом взрыве…
О том, что там, под взрывами, тоже могут быть беременные женщины… Кто о них позаботится? Куда им идти, если роддомы разбомбили? Как рожать? Кто примет роды? Кто присмотрит за новорожденными? Куда им идти с ними в разгромленном городе?
А рассказы приезжавших с «той стороны» были один страшнее другого, и дома дагестанцев стали убежищем для чеченских беженцев, для женщин, детей, стариков, для беззащитных людей, которые вмиг потеряли всё, что у них было. Но и тогда я ещё не в полной мере осознала, насколько близка, жестока и беспощадна война.
Сын родился 15 февраля 95-го. Роддом № 3 при Центральной больнице был полон чеченских рожениц…
Такая же картина, как нам сказали, была во всех городских роддомах. Беспомощные, измученные тревогой за близких, прошедшие через молох бомбёжек и разрушений, они были невероятно тактичны и сдержанны, не желая вызывать жалость.
Помню, по телевизору в вечерние часы шёл какой-то латиноамериканский сериал, и по вечерам в палату набивались женщины посмотреть очередную серию. Почему-то было очень важно понять, что дает им силы жить? Отцы, мужья, братья, даже сыновья воюют… Дома разрушены… Дети раскиданы по родне и по интернатам, а они переживают за Марианну и Хосе-Игнасио. Эти дни в роддоме стали для меня временем открытий, мудрости, понимания – нет «своих» и «чужих», и свой может стать чужим, и чужой своим, вот только войны быть не должно, ну не имеет она права быть, потому что женщинам надо рожать, а мужчинам растить и поднимать этих детей. Много рассказов услышала за эти дни…
***
Яха, 40 лет: У меня взрослые дети, у нас в селе рано девушки замуж выходят… Сыну уже 22, я так стеснялась ходить беременной перед ним, все время пряталась. Муж в совхозе трактористом был – он у меня работящий, не пил, не обижал меня никогда, детей любил, дочку баловал, она у нас одна… Сейчас отправила её к родне в Саратов. Мы всю жизнь работали, совхоз богатый у нас был, я на ферме работала, сын зоотехником после учебы вернулся, хорошо зарабатывали, дом отстроили, хозяйство, скотину держали…. Все потеряли… Когда свой дом увидела – одни стены разбитые и печная труба торчит – думала, сердце разорвётся. Посуду очень люблю красивую, всю жизнь собирала вазы, блюда, тарелки…. Старинные тарелки коллекционировала… все разбито! Раньше мне сказали бы, что такой день наступит, решила бы, что не переживу… А пережила…. Сейчас муж со старшим сыном в ополчении, дочка с младшим у родни в Саратове, а я вот тут, жду третьего сына… И молюсь, чтобы дети и близкие мои были живы, они важнее, чем моя коллекция старинных тарелок, – засмеялась Яха…
До сих пор помню её смех – словно колокольчики звенят, тихий смех со слезами на дне …
***
Зарета, 34 года: Я учительница в школе, преподаю физику и астрономию… Несколько лет назад сказали бы, что нас втянут в этот ад – не поверила бы. Мы выросли в Советском Союзе, на наших песнях, на наших общих книгах… Пионеры, комсомольцы – все через это прошли. Разве это было плохо? Разве нам было плохо жить? Муж мой врач, хирург в районной больнице, его вся округа знала и любила, он такие операции делал, даже в Москве удивлялись его профессионализму … А медицинский он, кстати, в Махачкале закончил, у него и сейчас здесь очень много друзей! Все сюда ко мне пришли, женщины-однокурсницы еду приносят, приданое собрали для малыша, меня сразу после роддома к себе забирают – мы же одна семья!
А эти сволочи хотят нас врагами сделать! Сейчас муж по госпиталям ездит – где сложные операции, туда приходится добираться. Старшая девочка с моими родителями уехала в Киев к моему старшему брату. Ну какие мы враги? Я как физик могу сказать одно – самые простые системы есть самые надёжные, и простые системы быстро восстанавливаются. А мы, трудяги, как раз очень простые системы, и либо ломаемся навсегда, либо восстановимся из пепла… как птица Феникс, – и тут Зарета тоже рассмеялась…. Смех у неё совсем другой – с хрипотцой, низкий… А в глазах замерцали карие блики – так вот чем ты очаровала хирурга Хасана! Красивая она очень, Зарета… Прямая и цельная, как струна скрипичная…. Господи, пусть у них все будет хорошо! У них, у детей, у близких, у всех!
***
Ещё одна история из тех, роддомных дней… Нас в палате было много женщин, приходилось тесниться. Одна молоденькая совсем была, целый день пролежала, лицом в стену упершись. Я присела, спросила, как зовут нашу Несмеяну? Молчит, не шелохнётся. Всем малышей несут кормить, а ей никого не приносят. Пошла на пост, медсестер пытать, что с девушкой, где её ребёнок и почему она молчит и трупом лежит уже второй день. Медсёстры в роддомах бывают суровые, многое на своем медсестринском веку повидавшие, рассказали о беде девчонки: до войны училась в Грозном, в техникуме, а сама из Новолака… Больше ничего вытянуть не удалось. Ночью проснулась от ее тихих всхлипов. Не отстала от неё до тех пор, пока она все не рассказала – наверно, ей этот рассказ нужнее был, чем мне. В этом году уже закончить должна была строительный техникум в Грозном. Однокурсник Вахид долго ходил кругами вокруг неё, парень покорил её своим отношением – заботой, любовью, вниманием. Познакомил её с родителями, с братом старшим, представил им как будущую жену. Семья у него была интеллигентная: родители – преподаватели в университете, брат архитектор….
Вахид и сам хотел стать архитектором, поэтому и в строительный пошёл, чтобы потом в институт поступить. Все у них было хорошо, уже и к свадьбе готовились, знали, что Сабинка малыша ждёт. И тут война… Вахида куда-то забрали, никаких вестей от него, оставаться в Грозном было нельзя, вернулась домой, а отец взбешён – прочь с глаз, бессовестная! Мама не смогла уговорить отца, так и ушла Сабина из дома в чем была… Ушла к подруге и оставалась у неё до самых родов, решив для себя: ребёнка оставлю в роддоме, сама вернусь домой. Мама обещала убедить отца, чтобы пустить дочь домой, но без ребёнка… Девочка родилась, Сабина даже не посмотрела на неё, на руки не взяла, боялась, что не сможет потом от неё отказаться…
– Вот и жду, пока меня выпишут… Вахид погиб, мне ребята с курса сказали… Что мне делать? Как мне жить? – в слезах спрашивала молодая женщина. А разве у нас были ответы на эти вопросы? Нашими слезами можно было всю палату затопить….
А утром медсестра заглянула в палату: «Сабина, выгляни в окно, к тебе пришли!» Сабина к окну подошла и вдруг метнулась вниз – мама с тетей приехали… Папа разрешил дочку забрать и вернуться домой! Сабина пулей полетела в детскую палату, схватила свою малышку и больше не выпускала её из рук до самой выписки. Мы всей палатой радовались за нашу девочку и за её маму, и даже за её папу – ведь нашлось мужество принять дочь с ребёнком в дом!
У испытаний есть странное свойство – они порой приводят к неожиданным открытиям. Горе и беда не могут быть чужими, они всегда рядом. Жизнь всегда побеждает смерть. И женщина должна рожать обязательно в мирное время, чтобы вся родня под окнами выстроилась, а она, счастливая и гордая, показывала бы свой туго спелёнутый комочек в окно и счастливо улыбалась… Поэтому войн не должно быть. Никогда.
Сулгият Булгаева
