В один из безрадостных дней наш почтенный Шими, надев на голову новую папаху, облачившись в атласный праздничный бешмет и захватив обручальное кольцо, пошел сватать невесту для своего младшего сына.
Родители девушки, отец которой работал на торговой базе и слыл большим мошенником, а мать корчила из себя барыню, больше всего ценили в человеке хватку, умение каким угодно путем «добывать деньги». Честность, благородство, знания они ни во что не ставили: деньги, мол, как одежда наготу, все прикроют: и природную тупость, и отсутствие совести, и даже душевную нечистоплотность. И бедный Шими боялся, как бы эти новые мещане дурно не повлияли на его сына, выросшего в доброй трудовой семье, где в человеке больше всего ценили добропорядочность, намус, уважение к людям. Поэтому Шими шел на это сватовство, как вол под ярмо. И шел только потому, что его легкомысленный сын, на свою беду и на горе старого отца, безумно влюбился в их дочь.
Дом сватов, куда пришел Шими, был высокий, с садом и бассейном во дворе, с собственной «Волгой» в гараже. Сняв обувь и оставив ее у порога, старик тихо постучался в дверь и робко вошел в дом, в котором застал одну хозяйку, еще сравнительно молодую, но очень полную женщину, одетую в яркий разноцветный халат с широким воротом. Накрашенная и нарумяненная, подстриженная под мальчишку, она, сверкая бриллиантами, сидела в глубоком мягком кресле за низким полированным столиком, на котором стояла тяжелая хрустальная пепельница, доверху набитая окурками. Дымя сигаретой, хозяйка с увлечением рассматривала какой-то красочный журнал мод.
Когда Шими увидел эту курящую, размалеванную и по-мальчишески остриженную женщину, которую, если бы не ее выпуклые формы, с первого взгляда можно было бы принять за переодетого толстого мужчину, то первым побуждением его было, пока еще не поздно, дать задний ход. Но, опять-таки из любви к сыну, он заставил себя остаться. Стараясь как можно меньше глядеть на хозяйку, старик учтиво поздоровался, а затем коротко поведал ей о цели своего визита, не забыв при этом намекнуть, что их дети давно знают и любят друг друга.
Хозяйке в свою очередь не понравился сват, одетый старомодно, «по-азиатски», наверное, с тощим карманом; очевидно, один из тех бедолаг, которые живут на скромную зарплату или маленькую пенсию. Она даже не предложила старику сесть. Не скрывая своего полного пренебрежения к нему, хозяйка в ответ, горделивым жестом указывая на богатое убранство своих комнат, сказала гостю, что ее девочка, которую он хочет сватать для своего сына, привыкла к красивой жизни, и она сомневается в том, что он сможет обеспечить ей такую же. Затем, немного помолчав, с ехидной усмешкой добавила:
– У вас, наверно, нет даже будуара для невестки? А моей дочери, знаете, нужен будуар...
Старик Шими сроду не слыхал такого слова, поэтому, понятно, не знал, что оно означает и что ответить хозяйке на этот счет. Но, чтобы не уронить себя в глазах спесивой женщины, Шими сказал, что подумает и самое большее через два-три часа вернется с ответом.
Выйдя от нее, Шими сразу пошел искать человека, знающего это загадочное слово «будуар», которое он всю дорогу твердил как заклинание, чтобы, упаси бог, оно вдруг не выскочило у него из памяти. Очень скоро Шими напал на нужного ему сейчас до зарезу человека – интеллигентного вида худого длинноногого мужчину средних лет в соломенной шляпе и круглых очках с двойными линзами. Он, видно, шел не то со свадьбы, не то только что побывал в виннице, так как был навеселе. Выслушав просьбу Шими растолковать ему, что такое «будуар», и узнав, почему это так сильно интересует старика, мужчина в соломенной шляпе еще больше развеселился. Покатываясь со смеху, он кое-как объяснил Шими, что «будуар» – это французское слово, которое означает отдельную, хорошо обставленную дамскую гостиную или приемную. Затем он, качаясь на журавлиных ногах и сверкая двойными линзами очков, с едва скрываемой насмешкой добавил:
– Я бы на вашем месте, дядя Шими, зная характер и вкусы вашей сватьи, пообещал бы ей не только будуар, но и писсуар.
Шими, решив, что это тоже, наверно, нечто вроде комнаты для невесты, не стал тратить время на расспросы и, от души поблагодарив земляка за консультацию и «добрый coвет», поспешил к сватье с ответом.
– Так вот, дорогая сватья, – прямо с порога громко и торжественно произнес Шими, предварительно опять сняв обувь и оставив ее за дверью. – Считайте, что в моем доме есть этот самый … будуар для твоей дочери, то бишь моей невестки.
И желая еще больше обрадовать свою будущую родственницу и в то же время показать ей, что он, слава богу, не из тех, у кого ничего нет за душой, весело прибавил:
– Если вы очень хотите и невеста не очень торопится, я выделю ей не только будуар, но и... писсуар.
Как только Шими произнес это слово, к его великому изумлению, хозяйка пришла в дикую ярость, и ее жирно подведенные глаза вспыхнули недобрым огнем. Она, тут же схватив со стола хрустальную пепельницу, со всей силы швырнула ее в ошеломленного Шими. Старик, едва придя в себя, пулей вылетел во двор, точно из горящего сарая, от потрясения забыв про свои башмаки, оставленные у порога. Он в одних носках бежал во весь дух по улице мимо удивленных прохожих, так и не поняв, что же привело сватью в столь великую ярость.
Сватовство, конечно, не состоялось...
