пятница, 29 марта 2024
6+

Ковер Бесханум…

Кажется, сама богатая природа горного края располагает к удивительному многообразию палитры народных ремёсел. Рукотворное искусство умельцев –  гончаров, златокузнецов, оружейников, ювелиров, ковровщиц –  запечатлело время, отразив мысли и чувства мастеров в уникальных произведениях народного творчества. Они – словно слепок национального своеобразия народов Дагестана.

Сам Бог велел родиться на этой земле народу, создавшему и  пронесшему через тысячелетия  присущий только ему особый стиль ковроделия, вызывающий восхищение каждого нового поколения.

Бесханум Пирмурадова…  Нет ее среди нас, современников нового века. А вот работы знаменитой ковровщицы живут своей жизнью, радуя глаз необыкновенным мастерством, густой палитрой волшебных цветов, замысловатым узором, орнамент которого несет в себе энергетику древних мастеров.

– Детство, какое оно было у нашей мамы? – задумывается ее дочь Зайнабханум. – Непростым, наполненным ежедневным трудом за станком. Первые мои воспоминания:  мама  вместе с нашей бабушкой садилась за ковер, а мы, дети, ждали, когда же нас допустят к станку, на котором вывязывались узелки, рождающие волшебные узоры. Это, знаете, в крови твоей, в образе жизни, мышлении, когда все в жизни вертится вокруг завораживающего душу мастерства, желания овладеть навыками ковроткачества. Мама была необыкновенным трудоголиком и живым примером того, как надо относиться к своему делу.

Она окончила ковровую школу в Дербенте, стажировку проходила аж в самой Москве, окончив там дизайнерские курсы. В столице жила у дяди,   художника  Омара Ханмагомедова. Много лет проработала она главным инженером Кандыкской ковровой фабрики, старшим инженером коврово-производственного объединения Хив.

– Мои первые воспоминания о маме обрывочные, я ведь самая младшая в семье была, – вспоминает Зайнабханум. – Но они сохранились в сознании как особое настроение, чувство какой-то удивительной атмосферы, когда и ты ощущал себя взрослым человеком, частью большой семьи.

Как в настоящей табасаранской семье, у нас было много  детей, – улыбается Зайнабханум, – шесть девочек и четыре мальчика. Мы жили непростой жизнью, но она была наполнена радостью труда. И этим была крепка.

Моя собеседница задумывается:

– Мама рассказывала, что, когда пришло время и ее выдали замуж, она осталась в родном селе. Помню, у нас в доме было два ткацких станка, один из которых – двухметровый. Он располагался в летней кухне. И часто мы все, шесть девочек, садились за этот станок, чтобы научиться ловкости, необыкновенной скорости, с которыми работала мама. Для нас это была настоящая творческая «школа». Мама, немногословная, сдержанная, воспитывала нас трудом. Достаточно было одного ее взгляда, чтобы понять, когда она тобой довольна, а когда сердится. В сезон, бывало, наша семья ткала по восемь ворсовых ковров. Это был рекорд, ведь работа ковровщицы – трудоемкая, требующая терпения, выносливости, характера. Камвольные ковры, ворсовые, безворсовые сумахи – все это было ей под силу. Она слыла необыкновенной мастерицей! Ведь ковер только тогда считается настоящим, когда сохраняется сложная орнаментальная композиция, соблюдаются технические достоинства, используются натуральные растительные краски. Например, цвет, полученный из коры дуба, корней растений не подвергается обесцвечиванию, вы хоть в кипяток окуните ковер! Красный цвет и его оттенки давала марена, синий получали в разные времена из привозного индиго, желтый – из луковой кожуры, коры барбариса, зверобоя, душицы. А та же кожица и кора дерева ореха давали целый спектр цветов – от светло-желтого до болотного, коричневого, черного. Наши предки, ковроделы-табасаранцы, владели этим искусством в совершенстве.

И сегодня Зайнабханум со своей сестрой Изаят в разное время года выезжают в село, чтобы собирать травы, сохраняя традиции древнего ремесла. Ведь только природные красители придают ковру особое очарование, самобытность и красоту. Зайнаб, рассказывая о себе, рассуждает, что иначе и быть не могло, что она не могла избрать другое дело.

– Понимаете, мама оставалась для нас высшим примером, – замечает она, – мы так гордились ею! В нашем семейном архиве хранятся почетные грамоты Президиума Верховного Совета ДАССР, престижные профессиональные награды.

Наша мама  –  автор многих ковровых орнаментов, она  получила в 1967 году золотую медаль на международной выставке в Лейпциге за ковер «Дары Дагестана», считалась одной из лучших ковровщиц республики. А ее авторский ковер выдержал конкуренцию с уникальными изделиями из Ирана, Туркмении, Пакистана.

Зайнабханум напоминает, что в свое время Бесханум учили ее мать Гюлжихан, бабушка Пери, и вот так, передавая из поколения в поколение искусство ковроткачества, на протяжении веков сохраняли древний промысел.

Она вспоминает, что первые ковровые артели были созданы именно в Табасаране, в селениях Кандык, Межгюль, Ляхла. Тогда лезгинские, табасаранские ковры славились, на них существовал госзаказ, составляющий более тридцати процентов коврового экспорта страны.

– Можете себе представить, как работали ковровщицы? Труд-то был ручной. И мы прославляли Дагестан, с которым заключались многомиллионные контракты на изготовление ковровых изделий. А вот в 90-е  ковровое производство сошло на нет, исчезли госдотации, прежние рынки сбыта, а традиционные изделия мастериц были вытеснены искусственной синтетической штамповкой.

Да, это были трудные времена. Но именно тогда моя сестра Изаят Меджидова, потомственная табасаранская ковровщица, реставратор, член Союза художников и Союза дизайнеров РФ, на тот момент директор Хивской ковровой фабрики, взялась за возрождение древнего искусства. Она говорила: «Я, Изаят Меджидова, потомственная табасаранская ковровщица из селения Кандык Хивского района, дочь прославленной Бесханум». В этом, на мой взгляд, главное предназначение – не дать погаснуть очагу народного рукотворного ремесла, передавая потомкам то бесценное, что нельзя терять, прерывая связь времен.

 Зайнабханум говорит о главном: ее мать, Бесханум Пирмурадова, а теперь они, ее дочери,  сохраняют и продолжают в более совершенных формах культурное наследие, создавая современные произведения, возрождая в них древнее искусство предков. Она замечает, что она, как и ее сестры, в пять лет села за ткацкий станок, в семь работала самостоятельно, а уже в одиннадцать освоила все тонкости искусства ковроделия.

– Изаят – учитель русского языка, – замечает она, – наша мама ведь так мечтала о высшем образовании для своих детей, но сестра взяла на себя миссию продолжить стезю ковроткачества. Как  Изаят, и другие сестры – Мая, Зоя, Маяханум – все  в семье прошли «школу Бесханум».

– Сегодня я, как и моя сестра, работаю реставратором в Дагестанском музее изобразительных искусств, – продолжает Зайнабханум. – Работа наша кропотливая, требующая высочайшего профессионализма, сосредоточенности, глубоких знаний, упорства. В свое время сестра Изаят взялась восстанавливать и древнее искусство кайтагской вышивки в так называемой технике «настил вприкреп», дав вторую жизнь забытому уникальному виду техники. Работы эти вы можете увидеть в нашем музее. И сегодня этим ремеслом владеют кайтагские мастерицы, создавая настоящие произведения искусства. А дизайнеры используют кайтагскую вышивку для одежды в этностиле. Технологии искусства обучают на худграфе ДГПУ, в детских школах искусств, организовываются выставки, появляются публикации.

Зайнабханум помогает сестре создавать новые виды ковроткачества, выполняя технически сложные ковровые рисунки на основе старинных орнаментов. Открытие потомков  Бесханум в искусстве ковроткачества – создание первого в мире шелкового сумаха.

Вот так, восстанавливая по крупицам искусство дагестанских мастеров, наследники Бесханум идут по жизни. Зайнабханум в свое время окончила худграф ДГПУ, дипломную работу защитила по ковроделию. Как водится, поработала «надомницей», со временем с семьей переехала в Махачкалу, занималась реставрационными работами по текстилю, тканям. Она показывала образцы своих работ, которые можно назвать уникальными, достаточно увидеть эти произведения искусства в мастерской, где она трудится вместе с сестрой. Реставратор, творческая личность, она создала новый, более экономный способ ткачества сумахов, получила патент, внедрила его, наладив таким образом производство сумахов из натурально окрашенной пряжи с двойным закреплением. Иначе как подвижническим такой труд не назовешь.

Могла ли мечтать Бесханум, что искусство ковроткачества получит столь достойное продолжение? Летопись ковроткачества не закончится, пока есть в горном краю такие мастера, для которых сохранение традиционных ремесел – словно глоток свежего воздуха.

Семья Бесханум – сама по себе уникальное явление. Она, не замыкаясь в традиционном виде ковроткачества, идет дальше, экспериментирует, расширяя круг единомышленников, друзей, близких, которые ткут неповторимые по красоте ковры, создавая выставочные коллекционные произведения. И мечтают создать в республике Центр дагестанского традиционного ковроткачества, включая экспериментальную лабораторию, создавая площади под выращивание красильных растений, цеха для окрашивания пряжи, чтобы создавать уникальные ковры на уровне промышленного производства. Есть ли у них для этого силы? Кажется, они готовы горы свернуть. Но это ведь задача общая. И как не помочь этим подвижникам  в сохранении, создании новых образцов ковроткачества, в пропаганде искусства, что нам передали предки, и прежде всего –  мастерица Бесханум.  

Рубрика: 

Новый номер