В апреле 2021 г. после продолжительной болезни ушел из жизни народный писатель, известный прозаик, критик и драматург, лауреат республиканской премии имени С. Стальского Камал Ибрагимович Абуков.
К. Абуков – автор многих романов, рассказов и пьес, поставленных на сцене Кумыкского музыкально-драматического театра имени А. Салаватова и Аварского музыкально-драматического театра им. Г.Цадасы, критических и публицистических статей.
Как в прозаических, так и в драматургических произведениях Абуков поднимал нравственные и психологические проблемы общества.
Важное место в жизни писателя занимала преподавательская деятельность. Камал Абуков был доктором филологических наук, профессором Дагестанского государственного педагогического университета.
Камал Абуков
«Без права на счастье»
(Отрывок из повести)
… Была на редкость лунная ночь. Патимат не спалось. Лежа в постели, она глядела в окно. Разные воспоминания роились в памяти, всплыл и облик Тетей...
Бабушка Тетей так и осталась для Патимат загадкой. Женщина она была крупная, представительная, всегда хорошо одевалась. Подметать комнаты, стирать, штопать, мыть полы и посуду – Патимат не приходилось видеть, чтобы она этим когда-нибудь занималась. Готовила редко, только по случаю особо почетных гостей, и то если пребывала в добром настроении. Но готовила она, надо отдать ей должное, просто необыкновенно. Курзе с крапивой, долма из виноградных листьев, чуду с творогом – ничего вкуснее этого Патимат в жизни не пробовала! И уж если бабушке Тетей случалось готовить, то и подавать на стол любила сама: извлекала из шкафа доставшиеся ей в качестве приданого серебряные ложки, вилки, ножи и обязательно нарядную белую скатерть. Пекла она и сладости – но только к Ураза-байраму.
Бабушка Тетей была еще мастерица сбивать войлоки с орнаментом. Делала она это в свое удовольствие, не для продажи. И Патимат она подарила как-то войлочный ковер – на оранжевом фоне красовались белые узоры. Те, что продавались в магазинах, не шли ни в какое сравнение с коврами бабушки Тетей, казались тусклыми, словно их только что вытащили из лужи. Патимат повесила подарок на стену, и кто бы ни входил в ее комнату, первым делом обращал внимание на это яркое, свежее пятно.
В доме у бабушки Патимат запомнились огромные никелированные ножницы и настенные деревянные полированные часы, на которых написано «Париж». Часы эти идут и поныне, только находятся в квартире тети Кумсият.
Мать Патимат Зухра рассказывала, что бабушка Тетей родом из состоятельного тухума, а дедушка, отец Мурзы-амая, юношей будто бы работал у них по найму.
Бабушка Тетей мало кого признавала из родни, а еще меньше – любила. Исключение составлял только внук Султан. Даже сына своего родного Мурзу не очень жаловала, считала человеком пропащим, потому что не на той женился. А внука жалела. Может, именно по этой причине и жалела. Патимат она тоже не жаловала – и внук не на той женился.
«Ты у нас такой видный, такой красивый, самая образованная из самой уважаемой семьи за тебя пошла бы»,– не раз слышала Патимат, как нахваливала бабушка Тетей Султана.
«Образованная» в понимании бабушки – это значит статная, белокожая. Патимат тоже белокожая, но вот беда – не из столь «уважаемой семьи», как бы того хотелось честолюбивой бабушке. Часто выговаривала она и за то, что слишком мягок он по отношению к жене, слишком уступчив.
Однажды Патимат захворала. И тут, как нарочно, нагрянули гости. Хлопотать на кухне пришлось тете Барият.
Бабушка сурово спросила:
– А где твоя неженка?
– Заболела, лежит в той комнате, – ответил Султан.
– Лежит?! – презрительно переспросила та. – Валлах, не лежала бы, если бы ты был мужчиной. Взгрел бы раз-другой кизиловым чубуком, быстро бы все болезни – не болезни, а капризы – выветрились! Что отец твой мямля, что ты! Одну жену не можешь в кулаке держать. В наши времена настоящие мужчины четырех в одной упряжке погоняли!
И ушла, даже не заглянув к невестке. Патимат от обиды расплакалась, а когда гости разошлись, поделилась со свекровью.
Бабушка Тетей особенно ожесточилась против Патимат на третьем-четвертом году ее замужества.
– Эй, Султан, когда отелится твоя корова? – грубо опрашивала она, невзирая на то, кто дома – свои ли, чужие.
Патимат бывало горько от подобных выпадов, но в душе она старалась не держать зла на бабушку Тетей и пыталась завоевать ее расположение. И иногда та неожиданно выказывала столь несвойственную ей нежность, что близкие терялись в догадках: что с ней, откуда вдруг такая чувствительность?
Как-то в один из вечеров бабушка Тетей, непонятно от чего растрогавшись, обняла Патимат, прижала к груди:
– Дай Аллах, чтобы ты скоро-скоро во сне увидела луну, – сказала она, повела невестку к дивану, села, положила ее голову себе на колени и стала гладить волосы длинными мягкими пальцами.
Дома никого не было, и Патимат осмелилась спросить:
– А что значит луна во сне?
Бабушка молчала, все перебирала волосы невестки.
– Сама поймешь, что это означает, когда она тебе приснится... Не бойся, этот сон к добру, к счастью...
Патимат всегда относилась к бабушке Тетей с почтением, сознавая ее значительность, и звала ее уважительно «Тетей-ханум». Теперь она обняла бабушку за талию, уткнулась ей в живот.
– Подлизываешься? – бабушка Тетей пощекотала Патимат за ухом. – Если не родишь сына, все равно заставлю прогнать... – А потом тихо с мольбой в голосе произнесла: Ветвь Камбулатовых не должна прерваться. Постарайся...
В глазах бабушки Тетей была такая грусть, что Патимат испугалась: вдруг заплачет? Ей не хотелось, чтобы Тетей-ханум снизошла до обыденности – вздохи, слезы, жалобы... А та всего-то будто очнулась от легкого забытья, резко встала, почему-то отряхнула подол платья и молча удалилась.
Патимат не переставала удивляться мудрости этой сельской, в сущности, неграмотной женщины. И ее смелости. Когда надо, она проявляла такую отвагу и решительность, что и считающие себя всезнающими и уверенные в себе мужчины только разводили руками.
Был такой случай. Султана, начальника автоколонны, собирались отстранить от должности за то, что привлек двух шоферов для благоустройства собственной дачи, пообещав им новые машины. В эти дни Султан не выходил из дому, лежал на диване, вздыхал, а на вопросы отвечал: «Чего уж теперь»,– и курил сигарету за сигаретой.
Бабушка Тетей, видно, сообразила, в чем дело.
– Самый большой начальник твой кто? – только и спросила она у Султана.
– Мамедов Рагим, лысый такой,– пояснила тогда Патимат.– К нам несколько раз приходил. Ну, который пританцовывал, когда ставили на стол хинкал с сушеным мясом.
– Припоминаю, – сказала бабушка, – улыбка у него как щербет.
Через два дня явился некий Муталим Пашаевич, какой-то начальник, как поняла Патимат, в студенческие годы квартировавший у бабушки Тетей.
– Чего ты раскис? – набросился он на Султана.– Если сам постоять за себя не можешь, ну сказал бы мне. Разобрались бы, что к чему. Под лежачий камень вода не течет. Бедная Тетей вместо тебя бегает.
– Как? – удивился Султан.
– Вот так. Вчера она была у Мамедова и вот что ему сказала: «Послушай меня, один хабар расскажу. Шел ночью путник по аулу, голодный, искал, у кого бы найти приют. Вдруг навстречу ему двое подвыпивших. Придрались к чему-то и давай пришельца колотить. Один держит за руки, другой бьет по животу, а тот стонет: «Ой спина, ой спина!» Тот, у которого разум не окончательно еще помутился от вина, остановился и опрашивает: «Мы бьем тебя в живот, а ты на спину жалуешься. Что это значит?» Гость отвечает: «Это значит, безмозглые, вот что. Будь у меня здесь кто за спиной, разве напали бы вы на меня?» Те от стыда разбежались. Так вот, Рагим, учти: Султан даже не путник и не в чужом ауле, и за спиной у него – не шаткие стены или пустырь какой. Запомни это и подумай». И с гордым видом покинула кабинет, еще и дверью хлопнула.
– Опозорила меня, – мотнул головой Султан,
– Её-то как раз можно понять, а вот ты и в самом деле позоришь себя недостойными делами. Словом, проступок твой обсудят на партбюро. Поставят на вид за злоупотребление служебным положением, может, переведут на строящийся объект. А там видно будет.
Бабушка Тетей не имела привычки жаловаться на здоровье. Посмеивалась над нытиками: «От дряхлости уже ничего не соображают, а еще на болезни жалуются. Надо же перед Аллахом и совесть иметь», – говорила она.
Умирала бабушка в беспамятстве. Лежала, устремив широко открытые, невидящие глаза к окну, мяла руками края ватного одеяла. Все понимали, что это – конец, и потому не отходили от постели.
Патимат тоже подошла к постели умирающей, встала у ее ног. И вдруг та очнулась, посмотрела на невестку в упор и с укором произнесла:
– А тебя до сих пор не прогнали?! Султан...
На этом глаза ее закрылись навсегда.
«Да, – с грустью подумала Патимат, – бабушка Тетей была твердыней тухума». После ее смерти одна за другой пошли беды: внезапно скончался в ауле брат Мурзы-амая, обокрали квартиру тети Кумсият, а у матери Патимат развалился шалаш... или все это – случайные совпадения?