суббота, 23 ноября 2024
6+

Камал Абуков. БЕЗ ПРАВА НА СЧАСТЬЕ

 

В апреле 2021 г. после продолжительной болезни ушел из жизни народный писатель, известный прозаик, критик и драматург, лауреат республиканской премии имени С. Стальского Камал Ибрагимович Абуков.

 К. Абуков – автор многих романов, рассказов и пьес, поставленных  на сцене Кумыкского музыкально-драматического театра имени А. Салаватова и Аварского музыкально-драматического театра им. Г.Цадасы, критических и публицистических статей.

Как в прозаических, так и в драматургических произведениях Абуков поднимал нравственные и психологические проблемы общества.

Важное место в жизни писателя занимала преподавательская деятельность. Камал Абуков был доктором филологических наук, профессором Дагестанского государственного педагогического университета.

 

Камал Абуков

«Без права на счастье»

(Отрывок из повести)

… Была на редкость лунная ночь. Патимат не спалось. Ле­жа в постели, она глядела в окно. Разные воспоминания рои­лись в памяти, всплыл и облик Тетей...

Бабушка Тетей так и осталась для Патимат загадкой. Жен­щина она была крупная, представительная, всегда хорошо оде­валась. Подметать комнаты, стирать, штопать, мыть полы и посуду – Патимат не приходилось видеть, чтобы она этим когда-нибудь занималась. Готовила редко, только по случаю особо почетных гостей, и то если пребывала в добром настроении. Но готовила она, надо отдать ей должное, просто необыкновенно. Курзе с крапивой, долма из виноградных листьев, чуду с творогом – ничего вкуснее этого Патимат в жизни не пробовала! И уж если бабушке Тетей случалось готовить, то и подавать на стол любила сама: извлекала из шкафа доставшиеся ей в качестве приданого серебряные ложки, вилки, ножи и обязательно нарядную белую скатерть. Пекла она и сладости – но только к Ураза-байраму.

Бабушка Тетей была еще мастерица сбивать войлоки с орнаментом. Делала она это в свое удовольствие, не для продажи. И Патимат она подарила как-то войлочный ковер – на оранжевом фоне красовались белые узоры. Те, что продавались в магазинах, не шли ни в какое сравнение с коврами бабушки Тетей, казались тусклыми, словно их только что вытащили из лужи. Патимат повесила подарок на стену, и кто бы ни входил в ее комнату, первым делом обращал внимание на это яркое, свежее пятно.

В доме у бабушки Патимат запомнились огромные никелированные ножницы и настенные деревянные полированные часы, на которых написано «Париж». Часы эти идут и поныне, только находятся в квартире тети Кумсият.

Мать Патимат Зухра рассказывала, что бабушка Тетей родом из состоятельного тухума, а дедушка, отец Мурзы-амая, юношей будто бы работал у них по найму.

Бабушка Тетей мало кого признавала из родни, а еще меньше – любила. Исключение составлял только внук Султан. Даже сына своего родного Мурзу не очень жаловала, считала человеком пропащим, потому что не на той женился. А внука жалела. Может, именно по этой причине и жалела. Патимат она тоже не жаловала – и внук не на той женился.

«Ты у нас такой видный, такой красивый, самая образованная из самой уважаемой семьи за тебя пошла бы»,– не раз слышала Патимат, как нахваливала бабушка Тетей Султана.

«Образованная» в понимании бабушки – это значит статная, белокожая. Патимат тоже белокожая, но вот беда – не из столь «уважаемой семьи», как бы того хотелось често­любивой бабушке. Часто выговаривала она и за то, что слиш­ком  мягок  он по отношению к жене,  слишком уступчив.

Однажды Патимат захворала. И тут,  как нарочно, нагря­нули гости. Хлопотать на кухне пришлось тете Барият.

Бабушка сурово спросила:

– А где твоя неженка?

– Заболела,   лежит  в  той комнате, – ответил Султан.

– Лежит?!   –   презрительно переспросила та.  –  Валлах, не лежала бы, если бы ты был мужчиной. Взгрел бы раз-другой кизиловым чубуком, быстро бы все болезни – не болезни, а капризы – выветрились! Что отец твой мямля, что ты! Од­ну жену не можешь в кулаке держать. В наши времена насто­ящие мужчины четырех в одной упряжке погоняли!

И ушла, даже не заглянув к невестке. Патимат от обиды расплакалась, а когда гости разошлись, поделилась со свек­ровью.                                                                                                

Бабушка Тетей особенно ожесточилась против Патимат на третьем-четвертом году ее замужества.

– Эй, Султан, когда отелится твоя корова? – грубо опра­шивала  она,  невзирая на то,  кто дома – свои ли, чужие.

Патимат бывало горько от подобных выпадов, но в душе она старалась не держать зла на бабушку Тетей и пыталась завоевать ее расположение. И иногда та неожиданно выказы­вала столь несвойственную ей нежность, что близкие терялись в догадках:  что  с ней, откуда вдруг такая чувствительность?

Как-то в один из вечеров бабушка Тетей, непонятно от че­го растрогавшись, обняла Патимат, прижала к груди:

– Дай Аллах, чтобы ты скоро-скоро во сне увидела луну, – сказала она, повела невестку к дивану, села, положила ее голову себе на колени и стала гладить волосы длинными мяг­кими пальцами.

Дома  никого  не было, и Патимат осмелилась  спросить:

– А что значит луна во сне?

Бабушка   молчала,   все   перебирала   волосы   невестки.

– Сама поймешь, что это означает, когда она тебе прис­нится... Не бойся, этот сон к добру, к счастью...

Патимат всегда относилась к бабушке Тетей с почтением, сознавая ее значительность, и звала ее уважительно «Тетей-ханум». Теперь она обняла бабушку за талию, уткнулась ей в живот.

– Подлизываешься? – бабушка Тетей пощекотала Па­тимат за ухом. – Если не родишь сына, все равно заставлю прогнать... – А потом тихо с мольбой в голосе произнесла:  Ветвь   Камбулатовых   не  должна  прерваться.  Постарайся...

В глазах бабушки Тетей была такая грусть, что Патимат испугалась: вдруг заплачет? Ей не хотелось, чтобы Тетей-ханум снизошла  до обыденности – вздохи, слезы, жалобы... А та всего-то будто очнулась от легкого забытья, резко встала, почему-то отряхнула подол платья и молча удалилась.

Патимат не переставала удивляться мудрости этой сель­ской, в сущности, неграмотной женщины. И ее смелости. Ког­да надо, она  проявляла такую отвагу и решительность, что и считающие себя всезнающими и уверенные в себе мужчины только разводили руками.

Был такой случай. Султана, начальника автоколонны, со­бирались отстранить от должности за то, что привлек двух шо­феров для благоустройства собственной дачи, пообещав им но­вые машины. В эти дни Султан не выходил из дому, лежал на диване, вздыхал, а на вопросы отвечал: «Чего уж теперь»,– и курил сигарету за сигаретой.

Бабушка Тетей, видно, сообразила, в чем дело.

– Самый большой начальник твой кто? – только и спро­сила она у Султана.

– Мамедов Рагим, лысый такой,– пояснила тогда Пати­мат.– К нам несколько раз приходил. Ну, который пританцо­вывал, когда ставили на стол хинкал с сушеным мясом.

– Припоминаю, – сказала бабушка, – улыбка у него как щербет.

Через два дня явился некий Муталим Пашаевич, какой-то начальник, как поняла Патимат, в студенческие годы квар­тировавший у бабушки Тетей.

– Чего ты раскис? – набросился он на Султана.– Если сам постоять за себя не можешь, ну сказал бы мне. Разобра­лись бы, что к чему. Под лежачий камень вода не течет. Бед­ная Тетей вместо тебя бегает.

– Как? – удивился Султан.

– Вот так. Вчера она была у Мамедова и вот что ему ска­зала: «Послушай меня, один хабар расскажу. Шел ночью путник по аулу, голодный, искал, у кого бы найти приют. Вдруг навстречу ему двое подвыпивших. Придрались к чему-то и давай пришельца колотить. Один держит за руки, другой бьет по животу, а тот стонет: «Ой спина, ой спина!» Тот, у ко­торого разум не окончательно еще помутился от вина, оста­новился и опрашивает: «Мы бьем тебя в живот, а ты на спину жалуешься. Что это значит?» Гость отвечает: «Это значит, безмозглые, вот что. Будь у меня здесь кто за спиной, разве напали бы вы на меня?» Те от стыда разбежались. Так вот, Рагим, учти: Султан даже не путник и не в чужом ауле, и за спиной у него – не шаткие стены или пустырь какой. Запом­ни это и подумай». И с гордым видом покинула кабинет, еще и дверью хлопнула.

– Опозорила меня, – мотнул головой Султан,

– Её-то как раз можно понять, а вот ты и в самом деле позоришь себя  недостойными делами. Словом, проступок твой обсудят на партбюро. Поставят на вид за злоупотребление слу­жебным положением, может, переведут на строящийся объект. А там видно будет.

Бабушка Тетей не имела привычки жаловаться на здо­ровье. Посмеивалась над нытиками: «От дряхлости уже ниче­го не соображают, а еще на болезни жалуются. Надо же перед Аллахом и совесть иметь», – говорила она.

Умирала бабушка в беспамятстве. Лежала, устремив ши­роко открытые, невидящие глаза к окну, мяла руками края ватного одеяла. Все понимали, что это – конец, и потому не отходили от постели.

Патимат тоже подошла к постели умирающей, встала у ее ног. И вдруг та очнулась, посмотрела на невестку в упор и с укором произнесла:

– А тебя до сих пор не прогнали?! Султан...

На этом глаза ее закрылись навсегда.

«Да, – с грустью подумала Патимат, – бабушка Тетей бы­ла твердыней тухума». После ее смерти одна за другой пошли беды: внезапно скончался в ауле брат Мурзы-амая, обокрали квартиру тети Кумсият, а у матери Патимат развалился ша­лаш... или все это – случайные совпадения?

   

Новый номер

Онлайн-подписка на журнал "Женщина Дагестана":

Женщина Дагестана (на русском языке)