Это был поистине радостный день. Ни одно облачко не омрачало яркого весеннего неба. Солнце по-летнему щедро не жалело тепла. Сияло в этот день и морщинистое лицо старой Муминат.
Постелив цудахарский палас в углу свежепобеленной веранды, она положила на большую пуховую подушку ребенка, завернутого конвертиком в шелковое одеяло, уселась так, чтобы тень от нее падала на розовое личико малыша, жмурящегося от яркого света, и, переполненная счастьем, неотрывно глядела на него.
– Муминат! Поздравляем с внуком! Да будет старшим среди семерых! – приветствовали ее все проходящие мимо дома.
– Спасибо! Здоровья и счастья тебе! Да родится джигит и у твоих! Заходи поесть халву и не забывай, что вечером у нас именины! – отвечала счастливая бабушка.
Весь аул радовался тому, что у Камиля и Жарият родился сын. Повсюду только и было разговоров, что о приезде Жарият и Камиля из Махачкалы с долгожданным сыном, о больших приготовлениях к именинам, о том, что понести в подарок малышу.
Восемь лет назад поженились Камиль и Жарият. Справили свадьбу в родном ауле и, не задерживаясь, вернулись в Махачкалу на учебу. Летом приезжали на каникулы. И каждый встречный невольно бередил сердечную рану Жарият.
– Когда же вас будет трое? Не ожидаешь ли ты сына?
Муминат не скрывала своего негодования:
– Вай, Аллах, если бы я, глупая, знала, когда женила своего сына, что нечего ждать воды от камня и ребенка от этого бесплодного мула, названного его женой! Попробовала бы она тогда войти в мой дом! Аллах только знает, какая беда на нас свалилась.
Так жаловалась свекровь односельчанам, то же самое часто бурчала при Жарият. Находились и «добрые» люди, которые с затаенной радостью спешили рассказать молодой женщине все, что говорила разгневанная Муминат. Есть же такие, кому насыпать соли на чужую рану – все равно, что сделать самому себе хороший подарок.
Старая Муминат не только негодовала, но и действовала в меру своего разумения. Она прибегала к помощи муллы и, как она утверждала, заговоры и молитвы помогли. Через три года супружества у Жарият появилась дочь, которая все же не до конца примирила с нею свекровь. А вот теперь сын, внучек – утешение старости.
Пятилетняя Зайнаб вертится около бабушки и просит понянчить брата. А Муминат не знает, с чем сравнить красоту внука. Бережно взяв малыша на руки, она восторженно говорит гостям:
– Вах, удивительно! Вы только посмотрите: лоб, нос, губы, а особенно подбородок – вылитый Ганапи! Жалко, не дожил он, не увидел своего внука. Ой, женщины, так ли я своих детей любила!
– Свои дети! Эх, Муминат, в молодости малышей растишь, как бы играя с куклами. Детей ценят, когда состарятся. Внук всегда милее сына... Сколько ему уже?
– Сегодня восемнадцатый день, как воскрес мой Ганапи.
Подкидывая внука на вытянутых руках, старушка говорила ему прибаутки. Подошла Жарият в халате и белой косынке с бутылочкой молока, на горлышко которой была надета соска. Хотя и исполнилось заветное желание Муминат, ее огорчало, что у невестки нет молока, ребенка приходилось кормить искусственно.
– Мама,– обратилась Жарият к свекрови, протягивая руки к ребенку, – пора уже кормить малыша.
– Ну, что ты дочь моя, разве я сама не смогу дать ему соску. Ты лучше напомни Камилю, что нужно позвонить по телефону в аулы – надо ведь созвать всех родственников – и проверь, достаточно ли вина. Только потише, пожалуйста, подожди еще прыгать, как коза, тебе это вредно.
Во дворе резали барана, родственники и соседки готовили угощение: перебирали рис, ставили на очаг котлы и кастрюли. Жарият смотрела на все эти приготовления, и тревога временами затуманивала ее большие глаза.
...Это случилось за восемнадцать дней до этих приготовлений в Махачкале. В длинных коридорах женской консультации стоял шум. Женщина с черными, как смола, косами терпеливо сидела, ожидая своей очереди. Когда последний посетитель покинул кабинет, она открыла дверь.
– Здравствуйте, Нина Ивановна!
Врач ответила на приветствие и, попросив сесть, как бы что-то припоминая, смотрела на посетительницу.
– Нина Ивановна, вы меня не узнаете? Помните, пять лет назад вы мне помогли взять девочку?
– А-а... Жа... Жарият! Как же, как же, помню. Хотела даже написать тебе, узнать о здоровье девочки, но боялась огласки.
– Зайнаб уже большая, чудесная девочка, муж в ней души не чает, – говорила Жарият.
– Я рада за тебя, – улыбнулась Нина Ивановна, – а еще больше рада этому, – она кивнула на большой живот Жарият.
– Ты же думала, что никогда не будешь матерью, а видишь, это счастье улыбнулось и тебе.
Тень печали пробежала по лицу молодой женщины.
– Не торопитесь радоваться, дорогая Нина Ивановна...
Жарият накинула крючок, подошла к столу, приподняла платье и стала что-то отвязывать с поясницы. Девять стеганных ватных поясов, утолщенных в середине, один за другим упали на пол.
– Первый месяц, второй... восьмой месяц, – приговаривала худеющая на глазах Жарият, а вот вам, Нина Ивановна, и девятый месяц.
Врач зябко повела плечами. Округлившимися глазами она с изумлением глядела то на Жарият, то на ее пояса.
Всякое приходится видеть врачу, но с таким она сталкивалась
впервые.
– Жарият, какая тяжесть, зачем ты себя мучила? А как же муж?
– Если двое сговорятся – и скалу свалят. Камиль со мной заодно.
Все еще не понимая, Нина Ивановна продолжала глядеть на стройную Жарият.
– Пусть наш сын никогда не узнает, что у него нет родителей, – сказала прерывающимся голосом Жарият, – и пусть свекровь моя будет счастлива, растя внука.
– Так ты теперь в город приехала, чтобы найти брата для сестры?
– Прошу вас, Нина Ивановна, помогите!
...Вот почему в тот торжественный день, когда старая Муминат нарекала внука именем своего покойного мужа, тревога несколько раз омрачала спокойное лицо молодой матери: «А вдруг узнает, что тогда?» Но в конце концов, подумав, Жарият решила, что тайна никак не просочится в аул, и успокоилась...
И все-таки свекровь узнала, уже полгода спустя после отъезда сына и невестки в Махачкалу.
В этот день пассажиры автобуса, следовавшего в Махачкалу, частенько поглядывали на старуху, мрачное лицо которой и сверкающие глаза выдавали крайнюю степень гнева и нетерпения. А Муминат в душе кричала: «Вай, Аллах, какой обман. Покарай моего недостойного сына и его негодяйку-жену! И меня тоже, ведь я назвала какого-то подкидыша именем Ганапи... Чужая кровь! ... А я-то распиналась, Доказывала всем, как этот лягушонок похож на покойного мужа... Позор... Позор...»
Гнев на ее лице на полпути до города сменился скорбью, потом она беззвучно заплакала. Попутчики удивлялись. Они не знали, что в этот миг старушке представились протянутые к ней ручонки внука. Неизвестно, о чем передумала за длинную дорогу Муминат, как менялись ее мысли и настроение, но она еще раз удивила пассажиров автобуса – к концу пути на ее лице не осталось и следа горя, на нем было написано одно лишь нетерпение.
– Скажите, добрые люди, где тут такой магазин, чтобы подарки детям купить, – обратилась старуха к попутчикам, как только автобус остановился. – К внукам приехала!
Голос Муминат дрогнул, но ее усталое лицо осветила добрая улыбка. ... Жарият и Камиль так никогда и не догадались, что любящая бабушка знает все.
