Мы предлагаем читателям нашего журнала фрагменты из воспоминаний о поэте Анваре Аджиеве известного литературоведа, народного писателя Дагестана Камала Абукова.
***
Идут месяцы и годы, подталкивая друг друга, как вагоны длинного состава, устало катящегося в нескончаемую даль. На пути верстовые знаки – вехи нашей жизни: радость благородных обретений, горечь незаслуженных обид, боль невосполнимых потерь. И все как-то обманчиво переплетено, что возникает иллюзия благополучия, в обиходе выражаемая смиренной фразой «в общем – ничего, живем-поживаем», но с уходом из жизни Анвара Аджиева я почувствовал нечто похожее на обвал, и все смешалось, сместилось, будто съежилось, увяло, поблекли творческие надежды…Земной путь большого поэта завершен…
Он вошел в литературу в 30-е годы, вошел уверенно, говоря со всеми на равных, но даже в пик ранней, разлетевшейся раскатами славы и всеобщего признания не стал теснить и выталкивать из круга уставших в пути предшественников и явно уязвимых в творческом соперничестве ровесников…
Анвар Аджиев – из той плеяды нашей творческой интеллигенции, представители которой не старались казаться кем-то, а были и оставались самими собой и в жизни, и в литературе. Он был поэтом своего времени, не выламывался из круга, не создавал видимости реформатора, революционера и тем более – оппозиционера.
Нетрудно обрести известность, вдруг заговорив о другом, вдруг запев другие песни, но Анвар Аджиев шел путем более трудным, чтобы стать замеченным: писал о том же, что и остальные, но писал по-другому, точнее – по-своему.
В своем творчестве он был подобен реке с несколькими рукавами: тончайший лирик, кудесник стихов и поэм для детей, меткий сатирик и юморист, блистательный переводчик. Его пронзительные стихи о любви, лукаво-ироническая поэма «Кайсар Калабузаров», сказка для детей «Белая утка-ротозей» – явления уникальные в кумыкской поэзии…
Есть еще одна совершенно беспочвенно упускаемая нами сторона творчества Анвара Аджиева: театр и поэт. Анвар Абдулгамидович был своим человеком для коллектива Кумыкского театра , и не только как прославленный поэт и взыскательный мастер, но и как непревзойденный переводчик мировой классической драматургии… Более десяти его пьес вошли в репертуар родного театра…
Запомнился мне Анвар Абдулгамидович на трибуне писательских съездов – выступал взволнованно, но вместе с тем не терял внутренней сосредоточенности…Он не любил поучать, никогда не ссылался на свой творческий опыт и не давил авторитетом. Но мы, молодые и уже усвоившие какие-то премудрости литературного труда, знали, как работает над стихом сам мастер…
Я видел его черновики, нет, черновики – не то слово, ибо Анвар Абдулгамидович не правил строку, а писал новую. Он был поэт многовариантный, и каждый вариант носил законченный, отшлифованный характер. Из десяти-одиннадцати вариантов для печати предлагался единственный. А.Аджиев не занимался строчкогонством, не страдал невоздержанностью словесной лавы. Все, что написал он, может уместиться в два небольших томика… Здесь сыграла роль не только профессиональная взыскательность поэта, но и его земная, человеческая мудрость: он умел отделять зёрна от плевел…
Он оставался поэтом всегда и во всем – за письменным столом и в семейном кругу. Даже будучи неизлечимо больным, Анвар Абдулгамидович находился дома при галстуке, будто забежал на минутку с какого-то ответственного совещания…
Мне кажется, что об Анваре Аджиеве мы ещё не говорили по большому счету. При его жизни не поняли, с кем работаем, с кем имеем счастье общаться и у кого есть возможность учиться. И самое, наверное, обидное – все еще по-настоящему не поняли, кого лишились!
Камал Абуков
