Город купался в дожде. Это был не ливень. Если бы ливень, было бы даже приятно. Это был такой мелкий моросящий дождик. Не зря же говорят «не мороси». Неприятный дождик, в общем. Серое небо, серые лужи, серые здания… Лужи – это мягко сказано, вернее сказать, весь город – одна сплошная серая лужа, которую гордо, окатывая друг друга и иногда – не успевших увернуться прохожих, разбрызгивали серые авто с оклеенными серой плёнкой фарами.
Я устало шагала по Ленина, потом, нырнув в арку восемнадцатого дома, прошмыгнула по Леваневского до Котрова и, пройдясь по ней, свернула на Двадцать шесть. Можно было, конечно, и на маршрутке поехать, благо их тут полно. Но не хотелось. Я отвыкла. А ведь раньше с таким удовольствием ездила на «рафиках»! Я обожала их выгнутые сиденья, обожала сесть сзади и, отодвинув стекло, подставить голову встречному ветерку. Мечтала сесть рядом с водителем, но тогда девушке не принято было сидеть впереди. А я мечтала, тем более, что у «рафиков» впереди было только одно сиденье.
А теперь? Эти неромантичные «Газели»! Нет, уж лучше я пешком, по лужам города моего детства и юности, который так изменился. Расцвёл пробками и нескончаемыми рекламами и бутиками. Луж я не боялась: сапоги у меня были отменные. Плащ тоже не фиговый. И я шла вверх по Двадцать шесть и, останавливаясь через каждые десять метров, пыталась вспомнить, кто же жил на месте этого магазина. А кто на месте этого кафе? Я же сама жила тут, недалеко, на Ленина. И подруг, да и просто знакомых у меня тут было вагон и маленькая тележка.
Я подумала, а вдруг кто-то да остался?! Большинство-то, конечно, на связи, но многие и потерялись. Но куда бы я ни сунулась, везде было либо всё перестроено, либо между магазинами прятались закрытые ворота и двери, в которые надо было стучать, звонить… А раньше всё тут было открыто. Общие дворы, куда так просто было забежать. Мне хотелось обратно в детство, но за невозможностью этого я просто шла и шла, попадая иногда в глубокие лужи.
Народу вокруг, несмотря на дождь, было много, и все куда-то спешили. Внезапно до моего носа долетел какой-то вкусный запах. Где-то явно что-то жарили, и я поняла, что голодна. Оглядевшись вокруг, увидела за стеклом, в двух метрах от себя, вертикальный вертел с нанизанным на него куриным мясом, поджариваемым пламенем газовой горелки. Я подошла; окошко было приоткрыто. Копаясь в кошельке, не поднимая головы, я пробубнила:
– Сделайте одну шаурму, пожалуйста.
– В лаваше или в тандыре? – спросил меня показавшийся знакомым, женский голос.
– В лаваше, – ответила я и, наконец, вытащив из кошелька сто рублей, подняла глаза.
Женщина взяла лаваш и принялась намазывать на него какой-то белый соус. Я как-то неловко протянула ей деньги, но она, ничуть не смутившись, выхватила у меня купюру из рук и, не прекращая набрасывать на лаваш то картошку, то помидоры, сунула ее куда-то вниз, под прилавок.
Я внимательно посмотрела на её полное, обёрнутое в платок лицо. Оно, как и голос, было мне очень знакомо. Но я никак не могла вспомнить, кто это. Женщина же в автоматическом режиме набросала на лаваш всё содержимое шаурмы и, свернув её, положила на печку, закрыв крышкой; ожидая, пока она прожарится, отстранённым взглядом смотрела мимо меня куда-то на улицу.
– Мадина, – вдруг осенило меня, - Мадинка, это же ты!
– Да, – непонимающим взглядом уставилась она на меня, – а ты кто?
– Я Анжела, не помнишь? – я буквально засунула голову в окошко, – мы ж в политехе вместе учились, не узнаёшь?
– Никогда бы не узнала! – заулыбалась она, внимательно разглядывая меня, – заходи, заходи, давай! Стоишь там, мокнешь.
– Вот ходила, думала, кого знакомого встречу, – смеялась я, заходя в открытую Мадиной где-то сбоку дверку. – Почти двадцать лет, как не живу здесь.
– Я и забыла тебя, – Мадина достала откуда-то стул, – ты как убежала, так и не видела тебя.
– Ну да, была история, – усмехнулась я, – молодость, такие дела. А у тебя как сложилось? Почему здесь? Ты же лучше меня училась.
– Да кому здесь образование нужно? – Мадинка быстро вытащила из печки шаурму и, не дав мне, продала её подошедшему к окошку юноше, – подожди, я тебе другую сделаю.
– Узнаю родной город, – рассмеялась я, – всё по блату!
– Традиция, а традиции надо соблюдать! – Мадина принялась ловко сооружать новую шаурму, как я поняла, «персональную», – ты-то как? Сколько разговоров было, когда ты удрала!
– Всё нормально у меня, дочка в институте, сын программист.
– А муж, ну тот, с которым ты сбежала?
– Как с ним сбежала, так с ним и бегу по жизни, – улыбнулась я, – а ты? Расскажи.
– А у меня всё, как у людей, – махнула она рукой, – родители выдали замуж, четверо детей…
– Тоже, наверное, взрослые; вот сыну моему двадцать уже, дочке – восемнадцать.
– Старшему тоже двадцать, младшему четырнадцать, я уже бабка, дочку замуж отдала, внук уже есть.
– Мою так рано не выдашь, – посетовала я, – она карьеру хочет делать, пусть сама решает.
– Разве так можно? – Мадина протянула мне шаурму, – непонятно, за кого выскочит.
– Я выскочила и не пожалела, – я жадно укусила брикет шаурмы.
– Тебе просто повезло; помню я твоего, видно было, что добрый парень. Кем работает?
– Докторскую защитил, преподаёт, – ответила я, не прекращая жевать.
– А ты?
– А у меня фирма в сфере телекоммуникации и связи, и вакансии есть; давай, идем ко мне! Все лучше, чем здесь сидеть; подучишься и можешь работать. Ты же толковая девочка!
– Оставь да! – махнула рукой Мадина и уселась на стул, – кто меня отпустит? У меня дети, муж, дом.
– Да дети взрослые же! – удивилась я, – вон моя Кристина лет с пятнадцати то там, то тут работает, помимо учёбы. Денег у нас совсем не берёт. Кирилл так тот вообще по удалёнке больше нас заколачивает. Твоему младшему четырнадцать, говоришь, возьми его с собой, там пусть учится.
– Как ты детей назвала, – всплеснула руками Мадина, – совсем не наши имена!
– Так и муж у меня не наш, – усмехнулась я, – и живут мои дети не здесь.
– Ты так и не приезжала с тех пор?
– Отец не простил, – нахмурилась я, – только на похороны его приезжала, в прошлом году. С мамой-то общаюсь, она ко мне приезжает… Сейчас вот приехала навестить ее – болеет.
– А брат что? Помню, у тебя брат был.
– Брат всегда меня поддерживал, тут всё нормально было.
– Повезло тебе, а то могли бы поехать следом и забрать домой. Знаю такие случаи.
– Никто бы меня не забрал, я бы не сдалась – характер у меня такой, в отца пошла: как он, упрямая!
– Ну, я же говорю – повезло.
– Просто надо быть чуточку решительнее, так что ты обдумай моё предложение.
– Нет, Анжелка, не получится… Мы сейчас старшему деньги собираем. Он на юридическом; чтобы его в прокуратуру, хотя бы в район взяли, немало нужно. Потом за свадьбу дочки долги ещё остались. Куда тут двинешься! Да меня абсунки и золовки живьём съедят! – не очень весело рассмеялась Мадина. – А муж никуда не поедет, да и вторая жена у него тут.
– Вторая жена?! – удивилась я ее спокойному заявлению, – долги за свадьбу отдать не можете, сыну денег набрать надо, а тут вторая жена?!
– Иди это моему идиоту объясни, – зло стукнула ладонью по столу Мадина. – На маршрутке своей выцепил где-то эту гадину, утверждает, что выполняет обязанность мусульманина.
– Обязанность! – расхохоталась я, – ну, понятное дело: как себе удобно, так и говорит.
– Твой лучше что ли? – оскорбилась вдруг Мадина, – все они кобели!
– Наверное, и у моего были пробежки налево, – улыбнулась я, – там с этим вопросом попроще, конечно, но чтобы так … Да я б его придушила!
– Наших придушишь, как же!
– Как себя поставишь, так к тебе и относятся, – не согласилась я.
Мадина, повернувшись ко мне спиной, стала делать очередному клиенту шаурму.
– В общем, забудь, – не поворачивая головы, сказала она, – место тут у меня проходное, да и шаурмисты в основном мужики, поэтому у меня клиентов всегда много.
– Я понимаю, всегда тяжело менять привычный ритм жизни, но ты имей в виду.
– Если бы что-то от меня зависело.
– Просто ты плывёшь по течению; я же вижу в городе, сколько наших девочек там работает.
– Это молодые, они борзые, могут себе позволить, а я уже старая.
– Да ладно тебе, – приобняла я её, – мы же ровесницы.
– Ну да, – вздохнула Мадина, – посмотри на себя и на меня: ты модная, ухоженная мадамка. А я баба жирная.
– Эх, махнула ты на себя, – упрекнула я подругу, – но ты хоть номер мне свой дай – вдруг передумаешь.
– Это конечно, – Мадина вытащила телефон, – вечером в вацапе потреплемся, столько лет не виделись!
– Да, да, – рассмеялась я, – расскажу, как сбежала от жениха кутанского, что отец мне нашёл.
– Вот было бы здорово! – задорно рассмеялась Мадина, – и была бы ты сейчас, как я, – толстая бабёнка, пропахшая навозом. А вообще ты молодец, смелая, – добавила она.
– Уж какая есть, – засобиралась я, – у меня завтра самолёт, пойду дальше по городу гулять, до Политеха дойти думаю.
– Смотри не утони, – чмокнула меня в щёчку Мадина, – а то ты отвыкла, наверное.
– Неа, я подготовилась, во, смотри, сапоги какие! – я тоже поцеловала её и ступила в серую мглу мокрого города.
