(печатается в сокращении)
Тихий плеск воды, мерное постукивание шестеренок водяной мельницы убаюкали Тажита, и он вздремнул. Скрипнула дверь и кто-то вошел в комнату. Мельник открыл глаза и увидел юношу в белой рубахе с засученными до локтей рукавами. Из-под военной фуражки выбивался вихрь густых черных волос.
– Салам алейкум! – весело сказал юноша.
– Ваалейкум салам! – ответил мельник, зевая и разглядывая вошедшего.
– Я из Отар, привез пшеницу. Когда смелете?
Мельник нехотя поднялся, сел на край топчана, опустил ноги в чувяки с загнутыми внутрь задниками и ответил:
– Сам знаешь, колхозникам по два килограмма аванс выдали. Повернуться от мешков негде: завтра к вечеру, не раньше.
– Без муки домой не поеду. Отпрягу лошадей и буду ждать, – ответил гость и вышел.
Мельник посмотрел ему вслед и, залюбовавшись его богатырскими плечами, подумал: «Для такого мешок – что перышко». В дверях появилась дочь с корзинкой в руке.
– А, Зулейха! Пришла, наконец. Я уж думал, что вы с матерью забыли про меня.
– Курицу зарезали, а она оказалась старой. Только что сварили, – сказала дочь.
– Во дворе гость из Отар, – сказал он дочери, – позови его обедать.
Зулейха вышла во двор и увидела высокого, широкоплечего парня. Стоя к ней спиной, он подкладывал лошадям траву. Подождав немного, она сказала:
– Отец зовет вас обедать.
Парень оглянулся и посмотрел на девушку.
– Это меня? – спросил он.
– Ну, конечно, – улыбнулась Зулейха, – не лошадей же. Парень смутился и опустил глаза.
– Спасибо, я обедал дома.
– С тех пор и проголодаться можно. Идемте, – и опять улыбнулась, от чего на щеках у нее образовались ямочки. – Да поскорее, а то отец обидится.
Зулейха повернулась и пошла к двери, чувствуя на себе пристальный взгляд парня, шедшего следом. Ей даже стало немножко неловко, и она ускорила шаги.
За обедом после недолгой беседы мельник узнал, что юный богатырь Азиз из Отар не кто иной, как сын Алыпкача.
Когда-то Тажит купил на базаре у Алыпкача корову и пригласил его на чарку вина. Захмелевший Алылкач на все лады расхваливал корову. У Тажита закралось было подозрение, но корова на самом деле оказалась очень хорошей, – и до сих пор дает много жирного молока.
Сейчас мельнику было приятно видеть у себя сына такого честного человека.
Узнав, что Азиз – единственный сын Алыпкача и не женат, мельник покачал головой.
– Пора помощницу матери привести.
– Осенью хотят свадьбу играть – грустно ответил Азиз.
– Дело задумал Алыпкач, ничего не скажешь, – мельник взглянул на парня. – А ты вроде недоволен?
– Отец выбрал девушку, а я не люблю ее, – ответил Азиз.
– Ну, сынок, – мельник махнул рукой,– если девушка хорошая, любовь придет. Раз отец выбрал – значит неспроста. Есть поговорка: можешь знать больше отца, но идти надо его следом. Когда я был в твоих годах, к нам в аул на свадьбу приехала одна девушка. Очень она мне полюбилась, и мы послали к ней сватов. А она, оказалось, любила кого-то в своем ауле и отказалась. Родители не послушались и выдали за меня. И что же ты думаешь? Живем двадцать шесть лет, двух сынов вырастили, дочь-невеста. Никто плохого о нас сказать не может. Так в жизни и бывает: поженишься – привыкнешь, полюбишь. Так-то, сынок…
Зулейха стала убирать посуду. Молодой гость из Отар сидел на топчане и курил папиросу. Как и на улице, он не сводил с Зулейхи глаз и стеснительно молчал. Для того чтобы хоть что-нибудь сказать, он робко попросил воды. Зулейха принесла большой ковш. Вслед за нею вошел мельник. По обычаю Азиз предложил напиться мельнику, а когда тот отказался, выпил сам.
– Будьте такой же драгоценной, как вода, – поблагодарил он девушку, а про себя подумал: для меня ты драгоценней любой воды…
* * *
Через месяц в доме Тажита сидели сваты из Отар. Жена мельника и две ее сестры были заняты работой: сама она возилась у кастрюли, в которой дымился плов, а сестры – одна спешно раздувала сапогом самовар, а другая – насухо вытирала полотенцем тарелки.
Мужчины говорили об урожае, о колхозных делах и о том, что в нынешнем году должна быть сухая и солнечная осень. Подали плов, посыпанный сверху изюмом. Сваты степенно отведали кушанье, похвалили, и один из них – старый Динислам, который в хлопотах по сватовству износил не одну пару сапог, начал разговор….
– Что ж, Тажит? Не весь век твоей дочери отцу плов готовить. Пора ей и свое гнездо заводить. Раз девушка уже невеста, лучше избавиться от нее, – добавил он шутливо и потрогал свои черные усы.
– Алыпкача ты знаешь, Тажит, – подхватил другой сват, – из хорошего рода. Азиз у него единственный сын, никто плохого слова о нем не скажет.
– А мы пришли породнить вас, – с улыбкой заключил старший Динислам. – Что ответишь, Тажит?
– Верно говоришь, Динислам. Когда девушка взрослая, ее на аркане не удержишь. Такой народ, что в родительском доме не задерживается. Я – не против. Вот что она скажет, – Тажит кивнул на жену.
Жена мельника, Сакинат, закинула конец платка на плечо и чуть-чуть склонила голову на бок.
– Что я могу сказать? Мы не гордые, чтобы отворачиваться от хороших людей. Надо подумать, поразмыслить, с родственниками посоветоваться…
Зулейха вернулась от соседей поздно. Мать сидела в ее комнате на диване и латала старые брюки отца.
– Что, мама, не спишь до сих пор? – спросила дочь, присев на диван.
– Тебя дожидаюсь, – ответила мать, откусив зубами нитку.
Не зная, с чего начать серьезный разговор, она долго сидела молча, потом сказала:
– Смотрю я на тебя, дочка, и вижу свои годы. Вроде как вчера на руках тебя носила, а вот и сваты пришли. Видать, пора свое гнездо вить. В воскресенье обещали дать ответ. Парня ты видела. Что скажешь, доченька?
– Разве только видеть надо, а не полюбить? – с грустью спросила Зулейха.
– Если парень хороший, дочка, зачем сейчас говорить о любви? Любовь придет. Я любила другого, а выдали за твоего отца. Старое забылось. Мы прожили двадцать шесть лет, и никто слова плохого о нас не сказал. А ты совсем еще юная, и не любишь никого...
«Никого не любишь... – со слезами на глазах подумала Зулейха. – Эх, Рашидбек, Рашидбек»... – и она заплакала…
Зулейха лежала на диване и думала о Рашидбеке. Дело в том, что тракторист Рашидбек с некоторых пор неотступно стоит перед ее глазами, она даже видит его во сне. И она, Зулейха, ничего не может поделать. Когда Рашидбек встречается на улице, то проходит мимо, будто не замечает ее. Огорченная, она говорит себе: «Не унижайся перед тем, кто тебя не любит, не думай о нем». А сама опять думает. Теперь он стал ей еще дороже. Ей хотелось встать, разыскать Рашидбека и рассказать ему обо всем. Она бы сделала это, но было на пути одно препятствие – гордость…
Весть о том, что Зулейху приходили сватать, облетела весь аул.
* * *
Бесконечным зеленым морем раскинулось кукурузное поле. Легкий ветерок покачивал острые, длинные листья, и было такое впечатление, будто они приветствовали подходящих девушек….
Зулейха покосилась на зеленый вагончик тракторной бригады, который стоял справа от кукурузного поля. Девушки тоже посмотрели в сторону вагончика и лукаво улыбнулись.
В обед они сели под большим дубом.
– Теперь бы холодной водички, – сказала одна из девушек и подмигнула остальным. – А не послать ли нам нашу звеньевую? Выйдет замуж, уйдет – и воды не выпьешь из ее рук.
Девушки веселым криком поддержали ее.
Ни слова не говоря, Зулейха взяла два кувшина и пошла в конец кукурузного поля, где среди высоких ив бежал ручеек. Не спеша она наполнила кувшины водой, поставила под ивой и снова подошла к ручью. Ручеек говорливо журчал, будто с кем-то спорил и не уступал. Тяжело было на душе Зулейхи. Она с минуту постояла и, набрав в пригоршни воды, освежила лицо и шею. А когда подняла голову, увидела прямо перед собой Рашидбека. Он стоял на другой стороне ручья. Зулейха встрепенулась, попятилась назад. «Мне кажется», – подумала она и на миг закрыла глаза. Но это была явь. Смуглый Рашидбек стоял с ведром в руках и в упор глядел на нее.
– Поздравляю тебя... – с дрожью в голосе сказал Рашидбек,
Зулейха растерянно смотрела на него и ничего не отвечала. Она слушала его голос, и ей так было приятно, что она не понимала смысла слов.
– Поздравляю тебя, – значительно тише повторил Рашидбек и опустил глаза.
Зулейха вдруг поняла все-все. От прежней грусти не осталось и следа. Глаза ее вспыхнули радостью, и вся она как-то сразу выпрямилась, похорошела. Она подняла руки, будто приготовилась к полету. «Какой ты был дурак, – подумала она, закрыв от радости глаза, – милый, хороший мой дурачок!» – Зулейха открыла глаза и посмотрела на него счастливым лучистым взглядом.
– Рано поздравляешь, Рашидбек, – сказала она, улыбнувшись ему, схватила кувшины и побежала к подругам.
...В следующее воскресенье в ауле только и говорили о том, что мельник Тажит отказал сватам из Отар.
Перевод с кумыкского Н. Левченко
[1] Шарип Алимгаджиевич Альбериев (1926 – 1993) – известный кумыкский поэт и прозаик, драматург и переводчик; один из признанных мастеров национальной литературы.
