Я сижу в парке, в тени вековых деревьев, спасающих от июльской жары. Вокруг множество людей – и пожилых и молодых. Играют дети, в колясках провозят малышей. Но я словно пребываю в одиночестве и думаю о прожитой жизни. Разное приходит на память, – что-то радует, что-то мучает. И неизбежно возникает извечный вопрос: почему в давнишних обстоятельствах поступала я так, а не иначе. Хотя знай тогда, как следует поступать, чтобы не совершить ошибки, я бы наверняка оказалась вне пылкой и неосмотрительной юности. Умение взвешивать и анализировать – примета зрелого возраста.
Неожиданно подлетела и начала кружиться надо мною странная птица – с бирюзовой грудкой и наполовину бирюзовыми крыльями. «Какое чудо!» – вырвалось у меня. Я встала со скамейки, но птица нисколько не испугалась. Еще немного покружившись, она села на ветку старого дерева, под которым я предавалась воспоминаниям.
– Это голубая галка! – уверенно произнес мужчина, отдыхавший рядом.
– Я вижу такую птицу впервые, – сказала я восхищенно.
– А я видел и раньше. Нынче же она прилетела именно к вам. Она, вероятно, знала, что вы будете любоваться ею и напишете про нее стихи, –мужчина улыбнулся и, простившись, ушел.
– Нет, нет, – подумала я про себя, – это не просто птица, это душа моей бабушки. Она обещала, что не оставит меня в трудные дни, что, уйдя со света, станет моим ангелом-хранителем и будет прилетать ко мне, обернувшись бирюзовой птицей.
И зримо возникла передо мной луговина Тапаар, простершаяся за аулом широкой, раздольной полосой. Я иду по ней вместе с бабушкой, пьянея от запаха чабреца, тмина и мяты. Мы торопимся на местный аэродром, маленький кусочек земли на краю Талаара, куда прилетают самолеты, именуемые у нас «кукурузниками». Бабушка провожает меня в Махачкалу. Оттуда я уеду в Москву – каникулы мои окончились.
– Давай, Фазу, отдохнем немного, посмотри, что за красота! Есть ли еще где-нибудь такая? – бабушка вздыхает и морщинистой почти коричневой рукой гладит пряные стебельки.
– Да, бабушка, я совсем уже пьяная от этой красоты и воздуха, настоянного на травах.
Мы усаживаемся на землю, и бабушка, подняв голову, смотрит куда-то вдаль. Глубоко запавшие и потухшие ее глаза внезапно окутываются влажной поволокой:
– Я должна причинить тебе боль, внученька, не могу я не сказать самого грустного. Знаю, ты не раз будешь плакать, вспоминая то, о чем сейчас услышишь.
У меня мурашки пробежали по телу, сделалось жарко, а потом знобко: я догадалась, о чем хочет она сказать мне.
– Бабушка, не печалься, нам трудно расставаться, но несколько месяцев промчатся, как несколько дней, и я снова приеду к тебе на каникулы.
– Нет, Фазу, я предчувствую, что эта встреча у нас последняя. Мои родители и все дорогие для меня люди, которых уже нет на земле, стали приходить ко мне по ночам. Вчера пришла моя мама, – дай Аллах ее душе витать в раю! – взяла меня за руку и вывела во двор, где стоял белый конь с блистающим седлом и звенящей сбруей. Ни слова не сказав, мама посадила меня на коня и сама села рядом.
– Но ведь ты, бабушка, говорила, что мертвые приходят к живым, когда очень по ним затоскуют.
– Не об этом речь, внученька. Запомни главное. Я завещаю тебе, Фазу, никогда и никому не причинять зла, даже столь малого, как чечевичное зерно. Дари людям свет и добро и, как я учила тебя, не совершай трех ужасных грехов: не воруй, не распутничай и никого не оговаривай. Я и лежа в могиле буду следить за каждым твоим шагом. Душа не умирает, – превратится она или в белогрудую ласточку или в зоркую бирюзовую птицу, и станет прилетать к тебе, и будет твоим ангелом-хранителем. И ты навещай меня, приходи на мою могилу. Стань в изголовье – и я увижу тебя.
– Бабушка, никого я на этой земле не люблю так, как тебя. Не уходи от меня, не умирай!
– Кто же, внученька, может разминуться со смертью! И хоть не было в жизни дня, когда бы слезы высыхали у меня на лице, а жизнь все равно прекрасна. Я гляжу на эти горы и долины и думаю: какое чудо передо мною! И радуюсь, что открыта мне вся красота этого мира. Лихая мне выпала доля, сколько близких людей похитила у меня революция, скольких сгноила в тюрьме! Спасибо Аллаху за то, что не отнял он у меня детей моих – Мансура и Апинат. Одна, без отца, вырастила я их. Аллах вернул мне Мансура из тюрьмы и с войны, хоть и потерял он в сталинградском пекле руку. Не лишил меня сына Аллах, – не устаю благодарить его в молитвах!
Тут услышали мы шум мотора и продолжили путь, боясь опоздать. Сердце мое сжималось от боли и стонало. Я едва удерживала слезы. Мама и сестры, ожидавшие нас на аэродроме, нервничали.
– Где вы пропадаете? – упрекнула нас мама, – все секретничаете, две неразлучные души!
Прощаясь с бабушкой, я снова и снова целовала ее, а сев в самолет, прильнула лицом к иллюминатору и дала волю слезам. Самолет оторвался от земли. Провожающие становились все меньше и меньше. В последний раз видела я бабушку, стоявшую среди трав и цветов на медвяном лугу... И вот теперь отыскала меня бирюзовая птица и не спешит улетать.
«Это ты, бабушка, мой ангел-хранитель! – плачу я. – Это ты тоскуешь по мне и прилетела, чтобы осушить мои слезы. Наверное, встретилась ты с моим бедным сыном, погибшим Али, – пусть и он бесстрашным орленком прилетает ко мне! Передай ему, что я безутешна. Молчалива моя скорбь, но она сжигает меня изнутри».
... Придет и мой час, и душа моя тоже сделается птицей и примет бирюзовый, мой самый любимый в жизни, цвет, и буду я навещать людей, оставшихся на земле. И потому я прошу их загодя: не обижайте, люди, бирюзовой птицы! Ей очень нужны и ваша дружба, и ваша любовь. Не расставляйте, люди, силков на нее, она может петь только на свободе.
Фазу Алиева
